Коренной житель

28 сентября 1908 года проходило очередное заседание Городской думы. Рассматривались разные вопросы – о постройке каменных лавок, о принятии разных мер по наведению порядка в городе, говорили о том, что нельзя оставлять за бортом детей не принятых в училище и т.д.
Среди выступающих был и Дмитрий Прокопьевич Белов. Он рассказал, что обратился с просьбой в педагогический совет гимназии принять его дочь в число учениц, но ему было отказано, на том основании, что он принадлежал к обществу Саратовских мещан. Не задолго до этого Дмитрий Прокопьевич Белов приехал в Балашов из Саратова и уже занимал в городе довольно значительное положение. Он был гласным Балашовской городской Думы, а позже, 12 сентября 1910 года, был избран членом Управы  городской Думы, куда входило всего три человека.
В поддержку ходатайства Д.П.Белова о принятии его дочери в гимназию, выступил Н.А.Алифанов, который сказал: - Господин Белов имеет здесь постоянное место жительства и даже дом, так неужели ему везти свою дочь в Саратов?
Но  председатель педагогического совета женской гимназии настаивал, что ходатайство это не подлежит удовлетворению, поскольку в первую очередь должны приниматься жители города и уезда.
В.М. Лепнев предложил отложить этот вопрос до следующего заседания и добавил: - Вообще нужно разобраться, кто именно должен приниматься в первую очередь и кого нужно подразумевать под словом «коренной» житель. И поскольку в городском хозяйстве не упоминается слово «коренной», следовательно, речь идет вообще о жителях города и уезда, которые имеют собственность и  платят налоги. Если же мы будем разбирать, кто из жителей коренной, а кто не коренной, то зайдем в такие дебри, что и не выпутаемся.

                                                      ***
Я не пытаюсь связывать Беловых живших в Балашове с гласным городской Думы. Скорее всего, они не имели к нему никакого отношения, хотя и утверждать это я тоже не могу. Мне ведь неизвестно почему Дмитрий Прокопьевич Белов переехал в Балашов, возможно, его здесь связывали с кем-то родственные отношения. Кстати,  дом его находился на Преображенской улице, под №57, там, где она пересекается с бывшей Московской (улицей Ленина). На этом месте, против высотного здания, теперь пустырь, заросший кустарником и два одиноко стоящих дерева. Не далеко отсюда, ближе к вокзалу, находился дом Чичкина, где до войны и в послевоенные годы жили родители отца, мои дедушка и бабушка, куда и он приехал после освобождения. А дальше по Преображенской улице, в сотне метров, от того места, где жил Д.П.Белов, в доме Гусева находилась «кофейня-столовая», которую, по документам 1917 года, содержала Анна Васильевна Белова. Судя по отчеству, она могла быть дочерью Василия Ивановича Белова, моего дедушки, от первого брака. Но это лишь предположение...
И все же было неясно, как Беловы появились в Балашове, были ли они «коренными» жителями или перебрались сюда  позже. Поиски ответа на этот вопрос заняли у меня много времени. Я не буду утомлять читателя ненужными подробностями, но, все же, расскажу о некоторых найденных документах.
С самого начала, казалось странным, что фамилия Беловых почти не встречается в дореволюционном Балашове, несмотря на то, что отец мой был из многодетной семьи. Исходя из этого, можно было предполагать, что и у моего дедушки могли быть братья и сестры, а также многочисленные родственники, если только эта фамилия не «растворилась» по женской линии или... Или если они не переехали в Балашов незадолго до революции. Чтобы проверить эту версию, необходимо было просмотреть архивные документы не только города, но и всего уезда, надеясь только на случайность. В окрестных деревнях, конечно, встречалась эта фамилия. Но все найденные мной Беловы не подходили по именам, отчествам и датам рождения. И в самом Балашове еще в середине XIX века жили Беловы, но имеют ли они отношение к моим поискам, утверждать не могу.
                                                                          ***

В «Ревизских сказках» (переписи, ревизии населения) за 1850 год упоминается Кирилл Иванович Белов, 50 лет, и его сыновья  - Александр, 26 лет, Алексей, 21 года, и Федор, 8 лет, а также его жена Варвара Абрамовна Белова и дочери Анна и Александра. В книге записей сказано, что и по прежней переписи, которая проходила в 1835 году Беловы упоминаются, то есть являются «коренными» жителями Балашова.
В списке мещан города Балашова на 1 января 1875 года значатся Константин Иванович Белов, 58 лет, его дочь Екатерина  и  брат Петр Иванович Белов, который умер до 1875 года, а также жена Петра Анна Христофоровна и его дочь Надежда. Сказано, что они православные, зарабатывают на жизнь «личными услугами», то есть каким-то мелким промыслом. Видимо, это братья Кирилла Ивановича Белова. Но об их отце Иване Белове, который родился предположительно во второй половине XVIII века и мог быть ровесником города ничего неизвестно. Более ранние документы не сохранились. У кого-то из его сыновей или внуков мог быть сын, названный по традиции в честь него Иван – отец моего дедушки Василия Ивановича, который родился в 1880 году.   Но и документов конца XIX века в архиве также нет. То есть это задача со многими неизвестными.

Просорушка

    В детстве у меня был неплохой аппетит, что легко объяснить недоеданием в более раннем возрасте. Мама целый день была на работе и возвращалась уставшая часов в шесть вечера. Всю работу на кухне делал папа, управляясь одной рукой. Он очень хорошо готовил, стараясь, по его словам, «из ..... сделать конфетку». И когда я набрасывался на  вкусно приготовленный им борщ или свои любимые пельмени, съедая большую миску, он часто говорил, что если бы меня в старые времена брали на работу, как тогда сначала проверяли, сколько работник съест, то они бы... «обмишурились».  И вообще говорил, что я ем, «как просорушка». Но значение этого слова я не понимал, и поэтому мне слышалась во втором слоге буква «е», которая придавала сказанному  совсем иной смысл...
И только, приехав в Балашов, я понял, что же имел в виду отец. А для полной ясности прочел в толковом словаре Д.Ушакова: «Просорушка – машина в которой рушат просо, очищают зерна его от шелухи, а также это предприятие, где  приготавливают из проса муку». Согласитесь, что использовать в своем разговоре такое слово мог человек,  как-то связанный с мукомольным делом. Это чисто профессиональный термин. Так матросы применяют свои словечки, врачи свои и т.д. Я уж не говорю о различных жаргонах и «фене»... Но, конечно, в Балашове каждому мальчишке было известно, что такое просорушка. Ведь это был город мукомолов. Да и вся Саратовская губерния до революции по размерам товарно-мукомольного дела стояла во главе всех губерний России.  И главным, после Саратова, центром мукомолья  был Балашов. Здесь находилось 5 крупных мельниц (в Саратове – 13). А всего по губернии было 73 мельницы I-V разряда, да еще полторы тысячи более мелких.
Отец рассказывал, что до революции у них тоже была мельница. Кроме его слов, ни каких подтверждений этому я, к сожалению, не нашел. В самом Балашове, где находились крупные мукомольные предприятия, среди их владельцев  такой фамилии не встречалось. Но может быть, мельница была небольшая, где-то в окрестностях города? В Балашовском уезде их было огромное количество. Но среди  владельцев, в документах, которые я смог просмотреть, фамилии Беловых не было... Правда, не все документы сохранились, и не многие  были мне доступны. Часть архива в свое время была передана в Саратов, что усложняло поиски.
Просматривая списки промышленных заведений уезда за 1894 год, я  обратил внимание на ветряную мельницу в деревне Беловка, Андреевской волости,  Аркадакского района, не далеко от Балашова. Но принадлежала она крестьянину Николаю Тимофеевичу Харлапову. Правда, неясно, кто был ее владельцем раньше и не имело ли название деревни какое-то отношение к фамилии Беловых. При этой деревне  была еще одна мельница, принадлежавшая Сердобскому мещанину Ивану Никифоровичу Белякову.  В близи находилось и село Беляевка,  с мельницей  титулярной советницы Авдотьи Александровны Беляевой.
                                                         
Интересно, что в книге «Мукомольное дело в России» (Одесса, 1909 г.), среди владельцев мельниц все же упоминаются Беловы, но... достаточно далеко от Балашова, на Кавказе. Под  Пятигорском (станица Незлобная) с 1904 года существовала «мельница Степана Васильевича Белова с С-ми». Управляющим ее был сын владельца Петр Степанович Белов. Мельница,  мощностью 65 лошадиных сил, имела 4 водяных колеса, динамо машину  и электрическое освещение. Перерабатывала она 700-750 пудов пшеницы в сутки и сбывала муку на Кавказе и в Закавказье. Интересно, что это предприятие существует и сегодня. В Интернете оказались сведения о нем и адрес: Ставропольский край, Георгиевский район, станица Незлобная, переулок Минераловодский – 10. Сообщалось, что оно занимается производством муки из зерновых и растительных культур, и готовых мучных смесей, и теста для выпечки. А в 2004 году, 15 июня (почему–то в день моего рождения),  на четырех куполах строящегося в станице храма в честь Архангела Михаила были установлены кресты.
Конечно, у меня нет оснований связывать мельницу на Кавказе с  Беловыми из  Балашова. Хотя можно предполагать, что у владельцев мельницы в станице Незлобной могли быть родственные связи с Беловыми, жившими в мукомольном центре России. Косвенно на эти мысли наводит сходство имен, которые встречаются в одной и другой семье – Степан Васильевич и его сын Петр Степанович  на Кавказе и Василий Иванович и его сын Петр Васильевич, старший брат моего отца,  в Балашове.
Но это может быть лишь совпадение, не более..

Тишка Лопоухий

В парке было тихо в этот утренний час. Только редкий прохожий пройдет, спеша на работу, да птица вспорхнет в густых ветках. Хранили молчание старые деревья, заросшая сорняком клумба и опустевшая танцплощадка, на том месте, где когда-то был летний театр. Аллея вела к арочному входу, а справа у ограды стояло небольшое здание, выкрашенное в желтый цвет, сохранившееся еще с тех времен...
                                             
В 1912 году ликвидировали городской сад, который находился тогда возле 7 мельзавода, и у Тишки Лопоухого, известного в городе купца Тихона Васильевича Авдеева, лавка которого была  на Троицкой площади, купили участок земли в районе Саратовской улицы (ему принадлежал почти весь квартал) и открыли здесь летний сад, бильярдную, ресторан и театр со своей труппой.
О Тишке Лопоухом я узнал, конечно, тоже от Петра Андреевича Малиновкина. Его удивительная память сохранила воспоминания и о моем папе:
- Папа ваш всегда торчал возле бильярдной. Он играл на бильярде на деньги. Неплохо играл и часто был в выигрыше. Я тоже играл, в «темку», в «21», в «буру». Пил он всегда в меру и пьяным никогда не был.*
Случались там и драки. Дрались киями. А вокруг шныряли шпики и все записывали.
Сестра рассказывала, что мама ее продавала билеты у входа в парк. Здесь, видимо, она и познакомилась с отцом. Помнила, что еще ребенком лазила под столом, где играли в бильярд, и, узнав отца по ногам, теребила его за брюки, и он подхватывал ее на руки, и нес в буфет, где покупал конфеты и пирожные.
                                                    ***
Выйдя из парка, я увидел несколько старушек, которые стояли возле старого здания поликлиники, в ожидании, когда она откроется. Дом этот тоже принадлежал купцу Авдееву. Рядом навис над дорогой красивый резной балкон, совсем уже ветхий, под которым, конечно не раз проходил и мой папа.
Двери военкомата, были еще закрыты. Старая изогнутая ручка, закрашенная голубой краской, но отполированная тысячью рук, светилась матовой бронзой. Тех, кто к ней прикасался, давно уже нет среди живых. Одни погибли на фронте, другие в лагерях или просто ушли из жизни, как и купец Тихон Васильевич Авдеев, построивший этот дом,** о котором в общем-то  ничего не известно, лишь только, что звали его по свойски Тишкой, да еще почему-то Лопоухим.

         *Могу добавить к этому, что отец и на моей памяти пил всегда не много, не больше двух рюмок, по какому бы поводу не собирались соседи или знакомые. И меня всегда остерегал от пристрастия к водке и курению, приводя примеры, когда не один человек погиб из-за этой пагубной привычки. Примеры, которых и я, к сожалению,  могу привести не мало...
**До революции в этом здании была частная женская гимназия, пока не построили 1 гимназию, в которой сейчас школа №1, где учился и мой папа, потом в нем размещалось вечернее кабаре, а с 16 февраля 1924 года находился военный комиссариат, (о чем сообщалось в газете «Борьба» за 1924год). Петр Андреевич Малиновкин вспоминал, что первым комиссаром был Дмитрий Расщепкин, муж двоюродной сестры его матери.

Дом на Троицкой

16 августа 1930 года учащийся Балашовской начальной школы Кижлев Александр Гаврилович, а попросту Шурка, 15 лет, живущий по улице Советской, бывшей Хоперской, в доме № 74, зашел в комнату к проживавшему у них квартиранту Ивану Ивановичу Кулебякину и увидел висевшие на стене карманные часы. Не долго думая, он снял их со стены и понес к своему товарищу Федьке, а по документам следственного дела Федоренкову Федору Ивановичу, проживавшему по улице Луначарского, которая до первой годовщины Октября была Ильинской, в доме № 28 и отдал ему часы. Тот обещал дать  денег, но после этого Шурка его не видел и денег  так и не получил.
На следствии он показал, что Федоренков часто находился в ларьке у Василия Белова, на базарной площади, который, по его словам, занимался скупкой и продажей «разных вещей». Федоренков утверждал, что кроме часов он ничего никогда у Кижлева Александра не брал, а у Белова бывает только в базарные дни и помогает продавать ситро. Ему он отнес часы и не знает, за сколько Белов их продал, но ему заплатил 10 рублей. Белов показал, что когда Федоренков отдавал ему часы он не спрашивал его, откуда они и думал, что часы принадлежат ему. Он оставил Федоренкова в лавке и пошел по базару продавать часы. И вскоре предложил их Степану Коптилину, которому и продал за 12 рублей. Раньше, по его словам, он продал ему солдатскую шинель за 25 рублей, которую ему принес брат Петр Белов. До этого он Федоренкова в продаже краденых вещей не замечал, но однажды ему говорил маркер Бисшардный, работавший в бильярдной при городском саду, зовут его Шурка, что Федоренков предлагал ему часы за 6 рублей, но какие именно он не знает. Степан Коптилин утверждал, что Белов продавал ему часы открыто, и ходил по базару не таясь. Также и он, Коптилин, стал продавать часы, надеясь на этом заработать, не зная, что они краденные. За этим занятием он и был задержан, а затем и все  участники описанных событий.
Более чем скромные «комиссионные» - 2 рубля, которые оставил себе Белов за проданные часы, стали поводом для обвинения его по статье 164 ч.2 УК. В кассационной жалобе он писал, что обвинение в систематической продаже краденых вещей сводится лишь к этим часам, и он считает, что в действиях его нет состава преступления.  Несмотря на это, приговор, правда, не столь уж суровый – 1 год высылки из Нижнее-Волжского края, был оставлен без изменения.
Не берусь утверждать, что Василий Белов и прежде не занимался продажей краденых вещей, но, как говорится, «не пойман – не вор».
Младшему брату отца было тогда 18 лет и «дело» его интересно для меня не только любопытными подробностями, но и тем, что в кассационной жалобе он указывает свой адрес  - улица Троицкая 25/32. Учитывая его возраст, можно предположить, что здесь и жила в те годы вся семья Беловых, а значит и мой папа. Ведь там его и видел Петр Андреевич Малиновкин, разговаривавшим с мальчишкой «Чукой» Беловым.
Когда я рассказал о найденном адресе Светлане Кимовне Назаровой, она тут же воскликнула: - Так вот, что находилось на этом месте - угловой дом, который был нумерован по улице Троицкой и Саратовской. Раньше она предполагала, что здесь мог быть пустырь, но номера домов не сходились, и теперь все стало на свое место. А работавший в этот день в архиве пожилой краевед, вспомнил, что дом этот был деревянный на каменном фундаменте, с высокими окнами, выходившими на две улицы. Во время войны вдоль него тянулась очередь за хлебом, до 1000 человек, который давали в следующем по улице двухэтажном здании. В свое время там был не только хлебный, но и овощной магазин, а еще раньше ТОРКСИН, где принимали золото. До революции этот дом принадлежал Николаю Прокопьевичу Антонову и его жене Олимпиаде Никифоровне – «мещанам города Балашова», а на углу жил Дмитрий Никанорович Антонов с женой Натальей Яковлевной. По документам архива, дом этот, построенный в 1887 году,  перешел к нему в 1910 году «по духовному завещанию» после смерти отца. Во дворе находилась деревянная конюшня, крытая железом, 2 сарая, каменные кладовые и амбар. Дом был оценен в 4000 золотых рублей.
Не так уж давно, в 1980 году все эти постройки разрушили и возвели здание горкома партии, а в 1991 году его заняло музыкальное училище.
На другой день, рано утром, я уже стоял на углу улиц Володарского и Карла Маркса возле высоких елей, которые выросли здесь более чем за двадцать лет. А рядом, на зеленом газоне, там, где прежде был угловой дом, цвела небольшая клумба из желто-оранжевых цветов. Удивительно, но они были точно такие, как на могиле папы, за тысячу километров от этого места. Их там никто не сажал. Возможно, семена принесло ветром. Может быть, ветром с его родины... Хоть я не склонен к мистике, но хотелось верить, что именно здесь, где цвела эта клумба, находилась комната, в которой он жил.
Светлана Кимовна предположила, что Беловы могли арендовать часть дома или были поселены здесь после того, как его реквизировали в 1922 году у прежнего владельца, сын которого Петр Николаевич Антонов занимался рыбной торговлей и, по документам 1909 года, арендовал место на Троицкой площади. Здесь же держали лавки Илья, Иван и Дмитрий Никаноровичи Антоновы. Версия эта нашла потом подтверждение в одном из найденных мной документов.
Дальше по улице Володарского, там, где сейчас возвышается серая пятиэтажка, были дома купца Глазова, Гавриловых и Пыхтунова. Наследники Николая Абрамовича Глазова также имели лавки на Троицкой площади, как и Иван Васильевич Гаврилов, и Сергей Константинович Гаврилов, который торговал рыбой.
Ближе к зданию бывшей почтовой конторы сохранилось несколько старых домов. Я решил расспросить их жителей, что они помнят о прежнем облике улицы. Хозяйка ближайшего из уцелевших домов под №21/2 (до революции №20) рассказала, что раньше до улицы Карла Маркса, бывшей Троицкой, было семь домов. Первый от угла одноэтажный, а во дворе был «учительский» деревянный дом. Затем двухэтажный кирпичный и за ним одноэтажный длинный дом, (видимо дома Пыхтунова), а дальше по улице, еще один двухэтажный, нижняя часть которого была каменная, а верхняя деревянная. В нем одно время было домоуправление, а раньше магазин. Эти дома и принадлежали Гавриловым. Рядом стоял еще один кирпичный одноэтажный дом. За ним находились склады РСУ. Потом опять «учительский» деревянный и последний, уцелевший дом Маркова, в который я и обратился за этими сведениями.*
Хозяйка принесла домовую книгу, в которой было записано, что Яков Михайлович Марков продал свой дом по частям в 1936 году Тихому Фоме Харлампиевичу, Быкову Афанасию Антоновичу и... Марухину Ивану Ивлиевичу, который числился хозяином четвертой части дома еще с 1934 года. Он и досматривал Якова Михайловича Маркова до его смерти в марте 1952 года. Меня заинтересовало довольно редкое отчество Марухина – Ивлиевич. Бабушку мою, папину маму звали Зинаида Ивлиевна. Девичья фамилия ее мне не известна. И, возможно, Иван Ивлиевич Марухин был ее братом. Согласитесь, трудно встретить второе такое отчество на одной улице в соседних домах и чтобы это было случайным совпадением.
Я еще раз обошел унылую пятиэтажку с пустынным двором и редкими деревьями, где когда-то цвели сады и резвились дети. И вспомнил, как отец рассказывал, что в молодости он несколько лет бродяжничал, даже ходил сезон с табором цыган. Возможно, это было после ареста 1929 года. (Сохранилась фотография, на которой он с друзьями в Ташкенте примерно в это время). А когда вернулся, пробрался через забор в сад и увидел свою маму, которая хлопотала на кухне за открытым окном. Она всегда выделяла его среди других детей по доброте и душевным качествам. Папа незаметно положил на подоконник цветы и мама, увидев их, сразу все поняла и сказала:
- Это Женя вернулся...

*  Рядом должен был быть еще один двухэтажный кирпичный дом, до революции имевший №24 и принадлежавший Пыхтунову. В 1922 году здесь размещалось общежитие пожарной команды. (Ф 130, оп.1, д.107).
*  Иван Прокофьевич Пыхтунов – балашовский купец, родился в 1854 г. Один из крупных деятелей торгового Балашова. Начал дело с 20 рублей. К 1916 году имел оборот капитала в 500000 рублей. Занимался продажей скота, хлеба, мучных и лесных товаров, и сельским хозяйством. В течение 16 лет состоял гласным Городской думы, а также попечителем мужской и женской богаделен. Был известен благотворительностью.

Ордер на квартиру

2 ноября 1923 года Управление Балашовской уездной рабоче-крестьянской охраны,  (в скобках указано - Советской милиции), выдало справку «гражданину города Балашова Василию Ивановичу Белову, проживающему по Троицкой улице в доме 25 кв. 1 в том, что им действительно было заявлено 30 октября сего года о краже у него вещей и документов, как-то: Домовая книга №25, ордер на квартиру №1. квитанции на получение воды, квитанции об уплате в УКО за корову, временное свидетельство, выданное Всеобучем УВК на имя его сына Петра Васильевича Белова и паспорт, выданный ему Балашовской угормилицией в 1923 году, с рождением в 1905 году».
Эта справка, найденная в городском архиве, давала мне ответ сразу на несколько вопросов, и подтверждала, что я на верном пути – семья отца действительно жила в этом доме, на углу Троицкой и Саратовской улиц, но... с октября 1923 года. Где они были раньше, пока оставалось загадкой. Кроме того, я узнал дату рождения его старшего брата  Петра Васильевича Белова (1905 год) и отчество своего дедушки Василия Ивановича, которое мне было неизвестно.
Здесь же в документах оказалась и копия ордера, выданного Василию Ивановичу Белову (безработному), имеющему семью из 8 человек, которому разрешалось занять квартиру из трех комнат (12 кв. сажень), с двумя сараями, в муниципализированном доме, «бывшем Антонова», по Троицкой улице №25. Был найден и план этого дома, на котором указана площадь всех помещений. Так что можно было предположить, в каких именно комнатах жили Беловы.
Путем несложных подсчетов, удалось установить, что площадь почти 12 кв. сажень (11,98) занимают три комнаты – две из которых проходные,   выходившие   окнами на   соборную   площадь,  и   одна  через коридор напротив. В самой большой комнате, (угловой на четыре окна), при прежних хозяевах видимо была гостиная, где Антонов  принимал купцов и просителей, а смежная с ней  - спальня, там находилась изразцовая печь. Напротив, по коридору, в угловой комнате на два окна был, наверное,  кабинет (можно даже представить, как стоял стол), а рядом еще одна небольшая комната с печью, которая и была выделена Беловым. Здесь могла быть спальня сестер отца, а в первых двух комнатах жили сыновья и родители.
Примерно на этом  месте и цвела клумба с желтыми цветами...
На плане дома видно, что в нем была одна большая кухня, связанная с другими помещениями коридором, по которому в прежние времена прислуга приносила еду в столовую. Она могла находиться в центре дома, в проходной комнате, на пересечении коридоров. Возможно, в смежной с ней угловой комнате, выходившей на Троицкую и Саратовскую улицы, была спальня хозяев дома. А три небольшие комнаты, ближе к кухне занимала прислуга. Для нее и хозяйственных нужд был сделан и отдельный вход со двора с небольшой террасой.
Удалось выяснить, кто еще жил в этом доме и был соседями Беловых. В 1926 году здесь поселился Степан Яковлевич Макунин, по профессии строитель, получивший одну комнату площадью 18 кв. м. В том же году был выдан ордер на одну комнату (13 кв.м.) Павлу Степановичу Рудневу с женой и ребенком, и секретарю Александру Федоровичу Орлову на трех взрослых и ребенка, которые поселились  в такой же комнате, площадью 13 кв. м. Скорее всего, это комнаты выходившие окнами на улицу Володарского. Но еще в 1924 году был выдан ордер Дмитрию Николаевичу Антонову на комнату в 13, 65 кв. м.  и одна комната (20кв.м.) была выделена заведующему почтовым отделением Василию Никифоровичу Яшкину (на трех взрослых и трех детей). В документах 1923 года, упоминается еще Сергей Панов, рабочий мельницы, и Елена Ивановна Антонова, член профсоюза советских работников, с семьей из 6 взрослых человек. Возможно, это были потомки прежнего владельца. Но продолжали ли они жить в этом доме неизвестно.
Оставалось только неясно, почему в ордере Василия Ивановича Белова указана семья из 8 человек. По рассказам отца, у него было трое братьев и пять сестер. Значит с родителями 11 человек. Но кто-то из детей,  по воз расту, мог  жить отдельно.
Догадка моя подтвердилась. В одном из документов, я нашел упоминание о старшем брате отца, Петре Васильевиче Белове, который жил на Саратовской улице, через несколько домов...

Дело Негодяева

Ночью с 28 на 29 ноября 1925 года Балашовскому  УРО было сообщено, что из склада центральной аптеки Балашовского Уотздрава, находящейся в городе Балашове по Троицкой улице, посредством взлома замков и выдавливания стекол у окна, похищены медикаменты и медицинские инструменты, всего на сумму 750 рублей. Вследствие этого, Балашовское УРО, «посредством агентурных связей», установило, что кражу со взломом из аптеки совершили граждане Нечаев Сергей, Ермаков Сергей, Еремин Николай и Негодяев...
Грабители украли из аптеки 100 упаковок морфия, 50 кокаина, 25 этил морфия. 75 героина и 25 пантагона. Кроме того, было похищено 78 метров марли, семь синих халатов и один белый, 4 шприца в металлических футлярах, 2 термометра, 5 коробок оспо-прививочных перьев по 25 штук в каждой и 41 перо россыпью, 3 дюжины крема «Гелиос», 5 спринцовок и многое другое.
Из документов дела видно, благодаря каким «агентурным связям» были изобличены грабители. В донесении  начальнику уголовного розыска Балашова неизвестным лицом, под грифом «совершенно секретно» сообщалось, что кражу из центрального склада аптеки совершили: Сережка (по кличке Букет), Сережка Юрчихин муж, Ерка Тамбовский и Николай (Егор) Негодяев, что выяснено при встрече с гражданином Михаилом, по кличке Кондарь. Удалось выяснить, что часть похищенных вещей спрятана в бывшей Романовской школе. Проходившая в это время мимо школы гражданка Саяпина Мария видела, как четверо неизвестных спускались в подвал здания и один из них нес какой-то мешок. Здесь, в развалинах школы, сотрудниками УРО и было обнаружено  награбленное.  Но часть медикаментов осталась у грабителей, которые после задержания Михаила Кондаря, скрылись в Тамбове.
В ночь на 30 ноября было решено устроить засаду возле школы. Но никто не приходил.
А вечером 29 ноября инспектор секретных поручений Балашовского отдела уголовного розыска, проходя по Саратовской улице в сторону Ерминихинской, увидел на тротуаре, насыпанный частями, какой-то белый порошок, проделавший след до дома №12. След вел во двор дома и на крыльцо квартиры занимаемой Анщипиным Алексеем Алексеевичем.  Было решено произвести в квартире обыск. Но, ни в доме, ни в ближайших надворных постройках ничего обнаружено не было.
Пора объяснить, почему меня заинтересовало это дело. При обыске в квартире Алексея Анщипина, были приглашены понятые, жильцы этого же дома №12 по Саратовской улице – Даниил Дмитриевич Абраменко и... Петр Васильевич Белов.

Как я и предполагал, старший брат отца Петр Васильевич Белов, жил отдельно. Теперь я знал его адрес – Саратовская, 12.  Дом этот сохранился. Он спрятался в глубине двора, возле старого здания почты. За воротами виднелась тропинка, которая вела к деревянному крыльцу и ступеням, на которых 29 ноября 1925 года инспектор уголовного розыска заметил следы белого порошка...
О старшем брате отца мне, к сожалению, ничего не известно. Знаю, что погиб он на фронте. Уцелела его фотография. На ней он подпоясанный офицерским ремнем, в пилотке и гимнастерке стоит где-то в лесу, на поляне, а за его спиной виднеется блиндаж ... Лицо мужественное, сильное, волевое, опаленное войной. Похож на моего отца...
У него полевой планшет через плечо и погоны, на которых можно рассмотреть широкие поперечные полосы и больше ни каких знаков отличия, кроме звездочки на пилотке...
Помню, папа рассказывал, что в юности они с братом Василием хотели как-то подшутить над старшим братом, который облюбовал для свиданий со своей барышней одно место на старом кладбище. И вот, однажды ночью, когда парочка сидела у могилки, вдруг из-за крестов и памятников  появилось привидение в белом балахоне и с завыванием стало приближаться, размахивая руками. Это Василий забрался на плечи отца и, укрывшись простыней, играл роль призрака. Шутка могла закончиться плачевно... Петр выхватил наган и... выстрелил. Хорошо, что промахнулся.
Тогда, после гражданской войны,  многие ходили с оружием, и пистолет был не редкость. Отец вспоминал, что старший брат, участвовал в изъятии церковных ценностей. Как-то ночью он пришел домой с чемоданом реквизированной церковной утвари, который утром нужно было сдать, и показывал золотые оклады икон и что-то еще...
Но вернемся к «делу Негодяева», которому я, все же, благодарен за то, что смог найти адрес брата отца.  Ведь кто бы о нем знал, не напиши я эти строчки. Плохой он был человек или хороший, и где закончил свои дни я не знаю. Но разве можно во всем винить только его, а... не время. И тех, кто толкнул его и многих других на воровство и борьбу за выживание. Да, прав был отец, время было такое...
Посмотрим, кем же были «громилы», обокравшие центральную аптеку  Балашовского Уотздрава.
Нечаев Сергей Иванович - 24 года, башкир, батрак, имущественное положение – «ничего нет», был судим в 22 года за хищение, наказание отбыл,  безработный («карманник»).
Ермаков Сергей Сергеевич – русский, 17 лет, сын рабочего... «ничего нет», («взломщик»).
Еремин Николай Осипович – рабочий, 22 лет, родился и жил в г. Тамбове, вместе с неким «Сергеем» совершил в Ростове вооруженное нападение на кассира.
Негодяев Егор  Степанович – рабочий из села Подгорелки Корсовского округа, 21 год.
Негодяев был задержан только через четыре года. Его поймали случайно во время облавы в Саратове 25 июля 1929 года и этапом отправили в Балашов. Виновным он себя не признал, но все же был осужден на два года, без поражения в правах.
По амнистии ЦИК, в память 10-й годовщины Октябрьской революции, срок ему был сокращен на половину, до одного года, с учетом предварительного содержания, а потом и вовсе был заменен принудительными работами на  9 месяцев и 10 дней.
Признаться, хоть я и понимал всю общественную пагубность его поступка, но почему-то  был рад за Негодяева, что он так относительно легко отделался. Более того, и этот срок, видимо за недоказанностью вины,  ему вскоре, как говорится «скостили» и освободили под подписку о невыезде...