В Козловке Петровского уезда в сентябре 1914 г. крестьяне, при потворстве сельских властей, воспрепятствовали работам по выделу отрубов. В начале 1915 г. Козловский отдел СРН подал заявление о вредном направлении членов Козловского потребительного общества. Началось жандармское расследование. Местные черносотенцы пояснили, что потребительное общество составляют исключительно крестьяне левых убеждений. Председатель общества А. Н. Мамыкин под видом коммерческих дел собирал членов общества в лавке и вел противоправительственную агитацию. Дальнейшее следствие выяснило, что потребительное общество (около 100 человек) сосредоточило в своих руках почти всю торговлю в Козловке, торгуя на 20% дешевле, чем частные торговцы. Часть последних, неся убытки и будучи членами СРН, подговорили своего председателя пожаловаться на политическую неблагонадежность конкурентов и затем сосредоточить торговлю под маркой СРН. Однако соперничество не было столь банальным. 39-летний Мамыкин был зажиточным развитым крестьянином, который действительно очень успешно вел дела общества, с 1909 г. состоял гласным уездного земства. В 1905−06 гг. он, по сведениям исправника, «принимал самое деятельное участие, идя чуть не во главе местной революционной партии», осенью 1906 г. арестовывался за незаконное сборище. При этом толпа крестьян при аресте вырвала его из рук полицейских. После революции Мамыкин якобы избрал новую стезю: противодействовать выделу крестьян на отруба. Как человек опытный и осторожный, он имел в этом деле успех, чем и объясняется инцидент с землеустроителем. Дело кончилось тем, что Мамыкин был выслан (осенью 1916 г. ему разрешили вернуться в губернию) [76]. Серьезность борьбы в этом селе, где тесно переплелись, очевидно, и хозяйственные, и политические счеты, подтверждается неординарным происшествием — убийством старосты.

В обширном Балашовском уезде выделялась его юго-западная часть, с особенно хорошими черноземными почвами. В 1905 году уезд отличился грандиозным размахом антипомещичьих выступлений. Здесь с самого начала 1900-х годов работали видные эсеры. Показательно, что в Турковской волости Балашовского уезда — центре эсеровской пропаганды и очаге аграрных беспорядков в 1905 году — брожение началось осенью 1904 года с характерной интерпретацией: царь желает дать манифест о земле, а помещики хотят его убить [77]. Важно, что революционная работа вполне сочеталась с насилием по отношению к несогласным крестьянам. Так, крестьяне деревни Малые Сестренки, у которых были хорошие отношения с местными землевладельцами, противились погромам и боялись их, так как бунтовавшие общества грозили жечь неприсоединившихся к движению [78]. Революционеры насильно снимали нанимавшихся в экономии на работы крестьян, карая неподчинявшихся. К моменту роспуска Второй Государственной думы, по воспоминаниям одного из балашовских активистов-революционеров, в уезде было до 2000 членов боевой дружины. Боевики были разделены на четыре отряда. Эсеровское руководство вынашивало планы взятия под контроль Балашова, присоединения части казаков и похода на Саратов, Тамбов, Камышин и Борисоглебск. Это характерно для эсеровских планов разжигания восстаний на явном излете массового движения. В это же время, в противовес стал организовываться союз истинно русских людей, «в который вошли особенно в селе Большом Карае чуть не 2/3». Активностью выделялись священник Протоклитов и волостной старшина Шевцов. Революционер признается, что «работать» стало совсем трудно, в условиях постоянной слежки, а в октябре 1906 г. он был арестован по доносу монархистов [79].

После 1906 года в этом районе уезда произошел мощный отклик на столыпинское землеустройство. Активно шло расселение на отруба. Заметное количество крестьян попробовали переселяться в Сибирь, но многие из-за сурового климата вернулись. В 1911 г. благочинный третьего округа записал в отчете о сохраняющемся благочестии, хотя молодежь была «запутана безбожными идеями». В отчете за 1913 г. картина нарисована более развернутая и невеселая: крестьяне стали «холодно и недружелюбно» относиться к священникам, при всяком столкновении, особенно в поездах, публично укоряли их в поборах. Богатые крестьяне-мироеды подавали на священников ложные доносы, не гнушаясь и ложной присягой. Богатый сельский мужичок оказывался врагом приходского священника. Дворянство также буквально презирало духовенство. На выборах в Думу из духовенства было около 20 кандидатов. Дворяне дали честное слово выбрать человек 5 и не провели ни одного. По пятому округу также отмечалось развитие хулиганства среди молодежи на фоне переселения в Сибирь и расселений на отруба. Хулиганы были практически безнаказанны, сельские власти на их выходки смотрели сквозь пальцы. В Баклушах (первый округ) партия прихожан боролась против приходского священника о. Василия (Виноградова), в Ольшанке крестьянская молодежь старалась заставить уйти о. Василия (Добронравова), причем не стесняясь в средствах: ему не давали спать по ночам, колотя в окна и двери, так что пришлось нанять караул. Но именно в Баклушах и Ольшанке в числе первых появились кружки ревнителей православия [80]. В фонде консистории сохранились дела по обвинению в вымогательствах священников Дурникина, Самойловки, Репьевки [81]. Н. Малинин указывает, что если погромы помещика были общекрестьянскими, то усмирение вырыло пропасть между крестьянами. Поняв, что погромы переносятся на них, зажиточные стали активно помогать властям, составляли списки революционеров. Так, зажиточные Малого Щербедина искалечили несколько человек из противного лагеря, Олейников из Мордовского Карая вел «дознания» с избиениями и якобы довел несколько человек до смерти [82]. Из других воспоминаний известно, что в этом селе во время пика аграрного движения был убит урядник и разгромлены зажиточные [83].

При этом количество действительно активных «передовых» крестьян-революционеров было мало. Так, в большом балашовском селе Дурникине в списке активных революционных деятелей, составленном в 1920-е годы — всего 7 фамилий [84]. Поэтому даже в центре аграрных волнений твердость авторитетной местной власти давала результат. Осенью 1905 года старшина Казачкинской волости Н. В.Гришаев «нравственным воздействием» не допустил разгрома крупной экономии Чихачева и предотвратил сельскохозяйственную забастовку [85].

И вот в этих местах к 1908 г. образовалась сеть отделов СРН. Они образовались уже после спада революции, не в ответ на революционный террор, при отчуждении между самостоятельным крестьянством, дворянством и священством. Это наблюдение мы не можем проитерпретировать однозначно. Возможно, ведущим мотивом была попытка богатого мужика получить какой-то инструмент для отстаивания своих интересов. Но возможно, что революционный разор, а затем интенсивная перестройка многими хозяйства вместе с развитием хулиганства заставили объединиться лояльные элементы деревни. СРН не стали гарантией покоя. Например, Свинухинское сельское общество, «знаменитое своим «союзом истинно русских людей»», оказалось расколото затяжным конфликтом между 168 выделенцами и остальными тремястами с лишним хозяевами [86]. Но отделы действовали до 1917 года. По крайней мере, в Большом Карае отдел существовал вплоть до отречения императора. По получении известий о Февральском перевороте в этом селе было сожжено знамя отдела, а 50 союзников арестованы [87]. Очевидно, что образование в компактном районе уезда отделов СРН являлось частью активных хозяйственных, социальных изменений и политических событий, проявившихся особенно рельефно в этой богатой местности.

В январе 1909 г. в Байке Сердобского уезда состоялось собрание местного отдела СРН — более 20 человек. На нем, по настоянию председателя крестьянина Чувакова и двух членов, постановили в отношении земельного вопроса: из общины не выходить. Чуваков написал на имя А. Н. Дубровина прошение с ходатайством об отмене закона о выходе из общины, но подписать его никто из присутствующих не решился. Крестьянин Н. Я. Мягков высказался против этого постановления и подачи прошения, и отдел решил более его на собрания не приглашать. Из этого следует, что большинство вполне разделяло соображения председателя, хотя и не решилось их письменно поддержать [88]. Следует сказать, что осенью 1905 г. Байковская волость была в числе наиболее активно участвовавших в аграрных беспорядках, а после 1906 года здесь был велик отклик на «столыпинское» землеустройство, причем активистами в обоих случаях выступали одни и те же лица. Очевидно, местные черносотенцы противостояли и аграрным беспорядкам, и демонтажу общины.

Булгаковский подотдел СРН возник в конце 1909 г. после ареста зачинщиков «бойкота» общинниками землеустроительной комиссии, которая осуществляла выдел 64 домохозяев. Союзниками стали в большинстве участники бойкота. Власти рассматривали этот подотдел как инструмент противодействия аграрной реформе [89]. Приведенный выше состав этого отдела — с явно «поголовным» вступлением, плавающей численностью — заставляет думать, что мнение полиции было справедливо.

Главный губернский саратовский совет ПВБСРН в самом конце 1909 г. рассмотрел вопрос о земельных нуждах крестьян с участием «представителей и уполномоченных сельских отделов» Союза. В марте 1910 г. председателю Совета Министров П. А. Столыпину был отправлено «покорнейшее прошение» по итогам обсуждения и в связи с началом рассмотрения вопроса в Государственном Совете. Предложения сводились к трем позициям: не допускать ни малейшего насилия при выделе земли из общинной в личную собственность; не принуждать селиться «пустынными хуторами», дать возможность жить летом на хуторе, а зимой в селе; наконец, «дать полную, льготную, снисходительную возможность крестьянам покупать в банке землю целыми обществами», так как в личную собственность покупают только богатые крестьяне, «во власти которых всегда и было бедное крестьянство» [90].

Неудивительно, что начальник СГЖУ однажды написал, что СРН не может считаться благонадежной организацией, так как, возможно, станет агитировать против помещиков. Поводом для такого вывода послужило столкновение отдела СРН с уездным предводителем дворянства [91].

Борьба между черной и красной «сотнями» далеко не всегда выглядела как столкновение оформленных подпольных и официальных братств или союзов. Зачастую это была борьба группировок, вообще с трудом фиксируемая властями. В Березовке Аткарского уезда в 1905 году священник сообщал о революционерах полиции. Молодой псаломщик был эсером (!) и считал себя тоже в опасности. Подавая кадило во время службы, он укусил руку вместо целования и обратился к пастве, «громя попа на все корки». В результате псаломщик скрылся, а священник вскоре был застрелен из ружья через окно [92]. Скрытая борьба в селе продолжилась. В январе — ноябре 1913 г. случилось 13 пожаров, принесших убытки 21 крестьянину. В 10 случаях причины пожаров выяснены не были. В числе погоревших оказались и отрубщики, и местные общинники, и недавно вернувшийся ссыльный. В частном разговоре промелькнула мысль о поджоге. Исправник собрал 15 местных крестьян, отличающихся «шалостями» и «нарушениями общественной тишины» и предупредил, что в случае новых поджогов против них будут приняты суровые меры. Мероприятие носило характер психической атаки, ибо никаких улик против «шалунов» не было [93]. Подобных случаев было много [94], и далеко не все из них оставили след в официальных документах. Общим в них была беспомощность властей во внутридеревенском противостоянии.

1 июня 1915 года начальник Саратовского губернского жандармского управления дал развернутую характеристику сельского населения. Одна часть его — «старики, люди спокойные, в большинстве религиозные, по своим убеждениям — монархисты». Вторая группа — крестьяне средних лет, аграрники 1905−1906 гг., помнящие антиправительственную пропаганду, имеющие за плечами тюремные сроки за участие в крестьянских братствах и союзах тех лет. Автор обзора специально оговаривал, что из тюрьмы крестьяне, под влиянием интеллигентов-сокамерников, выходили убежденными революционерами, и эта часть населения «почти сплошь если не революционна, то во всяком случае безусловно оппозиционна». Наконец, третья часть населения — молодежь, «в большинстве просто развращенные, хулиганствующие люди, не признающие никаких авторитетов» [95]. Один из советских активистов специально указал в воспоминаниях, что, за редчайшим исключением, все сидевшие в тюрьме (то есть как раз активисты-аграрники) — безбожники [96]. Характерно, что революционность, безбожие и «хулиганство» неизменно составляли набор родственных качеств. С ними и пытались вплоть до революции бороться черносотенцы.

Приведенный материал дает право сделать некоторые выводы.

Черносотенное движение в губернии возникло как спонтанный ответ на откровенный штурм власти со стороны революционных группировок города и села. Черносотенцы поднялись против «безбожников», «забастовщиков», «крамольников». В октябрьские дни 1905 года черносотенное ядро легко собирало большую часть деревни. Оказать реальное сопротивление революционные меньшинства были не в состоянии. Это позволяет считать, что первоначальная волна черносотенных выступлений была продиктована прежде всего защитой веры, традиционных политических представлений и бытового уклада. Мотива защиты правопорядка или, например, помещичьих экономий не просматривается. Следует признать, что революционные выступления в период пика революции часто носили вызывающий, провокационный, богохульный характер.

Противостояние черносотенцев и революционеров, большинство которых были членами или сочувствующими партии эсеров, стало политическим выражением противостояния, набиравшего силу в деревне в предшествующие годы. Оно выражалось в размежевании религиозных крестьян и «безбожников» и «хулиганов». Это же размежевание можно прочесть как деление на «отсталых» и «передовых» крестьян. Деревня после 1905 года прогрессировала и разлагалась одновременно. Можно сказать, что это разные определения одного процесса. Исчезал единый деревенский мир, патриархальное жизнеустройство. Но главным в деревне оставался до предела обострившийся аграрный вопрос. После 1906 года начинается соперничество революционного «чернопередельского» и правительственного «столыпинского» проектов разрешения аграрного кризиса. Это соперничество обострялось застарелой враждой правительственных и земских учреждений, что ярко проявлялось и на уездном уровне. Правые организации, естественно, оказались вовлечены в этот процесс. Во многих случаях правые оказывались сторонниками общинного землепользования и вступали в конфронтацию с властью.

Показательно, что черносотенное движение осени 1905 года и последующих месяцев далеко не во всех случаях претворилось в оформленные организации — отделы и подотделы правых партий. Не раз отделы СРН возникали в центрах аграрного движения 1905−06 гг. (Малиновская и Байковская волости — наиболее яркие примеры). В них входили либо противостоявшие беспорядкам крестьяне, либо сами их участники, ищущие новые пути реализации своих притязаний. Этим объяснялись, очевидно, различия в принципах формирования и составе отделов. Пример Вольского уезда позволяет внести уточнение. Существовала поголовная запись, включая женщин и детей, при удивительно весомом участии крестьян с откровенно уголовным прошлым, но были и относительно небольшие отделы, состоявшие из «исправных» крестьян, преимущественно или исключительно мужчин. Очевидно, второй вариант предполагал более осмысленное формирование отдела и обещал большую устойчивость. Пример Малиновки и Голицына показывает важную черту противостояния черносотенцев и революционеров. Это деление по «улицам» или «концам», то есть, селившимся рядом родственным группам. Данное обстоятельство позволяет предположить, что социально-классовое прочтение противостояния в деревне рискует быть неадекватным.

Базовой крестьянской организацией была и оставалась община и сельский сход как ее рабочий орган. Остальные организации возникали как ее ипостась или дополнение к ней. Крестьяне демонстрировали умение наполнять различные организационные формы желательным для себя содержанием, адаптировать под свои нужды. Так, привычно-удобная для правительства община в 1905 года была крестьянами использована для атаки на помещика, позднее даже комбеды крестьяне умели обращать в собственную противоположность [97]. Не избежали такой судьбы и правые организации. В ряде случаев крестьяне использовали их как удобную «шапку» для решения земельных проблем или реализации хозяйственного соперничества.

Противостояние революционерам заставляло группироваться консервативную часть села точно так же, как соседство с раскольниками активизировало причт и прихожан, развитое пьянство подталкивало создание обществ трезвости и т. п. Когда же положение стабилизировалось, жизнь организаций, востребованных противостоянием, замирала. На первый план вновь выходил традиционный сход.

Известно отвращение правых к политическим формам деятельности. Само слово «партия» ими, как правило, не использовалось. В ходу были наименования «союз», «братство» и подобные. Правые заявляли себя как организация большинства, как опора существующего порядка, как сила, которая добивается не изменений, а сохранения традиционной политической системы и народного быта. Используя современную лексику, можно сказать, что правые претендовали быть партией власти. Однако сама власть и образованные круги быстро эволюционировали в сторону от классической самодержавной модели. Правые были вынуждены приспосабливаться к изменениям, разное отношение к ним провоцировало расколы. Им приходилось заниматься той самой «политикой», которую они не любили и в которой были слабее своих противников. На уровне сельских отделов черносотенных организаций это проявилось особенно ярко и драматично. Многочисленные чисто политические организации в деревне просто не имели себе применения в длительной перспективе. С. Ф.Шарапов еще с конца девятнадцатого века писал о необходимости строить хозяйственную и духовную жизнь страны на основе прихода как самоуправляющейся административной единицы [98]. Либералы и социал-демократы практически не имели сельских ячеек. Эсеры сумели создать сеть крестьянских братств в ряде губерний, но их численность все же оказалась существенно ниже численности самой партии, хотя естественным было бы обрастание партийных организаций «младшими» крестьянскими объединениями [99]. На деле же крестьяне предпочитали причисляться к нужной партии, что отзывалось столь же легким уходом на спаде революции. После революции в деревне остались группы «бывших аграрников» и «бывших эсеров». И эсеровские группы начала века, и комячейки периода гражданской войны и нэпа, и ячейки единственной партии в уже побежденной колхозной деревне — были крайне малочисленны. Это обстоятельство не раз привлекало внимание историков и вызывало различные объяснения [100]. Крестьянин обладает очень небольшим временным и материальным ресурсом для всяких дополнительных, выходящих за привычный круг, усилий. Поэтому эволюция многолюдных отделов и подотделов СРН к группам в несколько десятков человек являлась вполне логичной. Это свидетельствовало не об ослаблении правых убеждений (левые партийные организации тоже не росли), а говорило о ненужности массовых политических организаций при стабилизировавшейся обстановке.

В условиях мощного демографического давления в деревне стремительно росло число грамотных. При наличии кричаще обострившегося аграрного вопроса соперничество земского и церковно-приходского образования приобретало оттенок «революционизирующего» и «стабилизирующего» воспитания, то есть также получало политическое звучание.

Наиболее отвечали задачам стабилизации положения в деревне и аграрных преобразований те организации, которые росли «кустовым» способом и, очевидно, имели один костяк членов: активные прихожане, поддерживающие ЦПШ, КРП, общество трезвости, отдел СРН, вольная пожарная дружина, отряд потешных и т. п. В таком сочетании политического содержания и житейских местных интересов заключался потенциал нереволюционной позитивной динамики социально-экономических процессов развития крестьянства и нейтрализации неизбежно деструктивных побочных проявлений этих процессов. Приведенный материал показывает, что подобные центры существовали, хотя и не были многочисленными. Социальное взросление крестьянства и решение аграрного вопроса не могли произойти без участия землевладельцев, администрации, земской общественности. В рамках организаций описанного типа как раз и становилось возможным сотрудничество сил, которые во многих других ситуациях выступали как антагонисты. Действительно, кооперативная деятельность зачастую сопрягалась с руководством крестьянами со стороны радикально-левой земской общественности [101]. Активное участие в землеустройстве и перестройке хозяйства делало более востребованными для крестьянина фигуры земского начальника, чинов ГУЗиЗа, представителей КПБ. Добрые отношения и тесные хозяйственные связи с помещичьей экономией могли актуализировать для крестьянина и фигуру соседа-помещика. Правые организации и родственные им объединения крестьян могли стать своего рода политическим каркасом для масштабного преобразования аграрного строя в условиях политической нестабильности, предпринятого правительством. Могли попытаться объединить разные потенциалы, актуализированные аграрным кризисом и мерами по его преодолению. Такие местные организации могли успешнее разрешать то местное противостояние, перед которым зачастую пасовали официальные полицейские расследования. О данной проблеме выразительно написал Д. Панин: «Если бы из ста дворов на селе 5−10 наиболее уважаемых и работящих вошли бы в народную партию, то на этот костяк могли бы опереться священник, староста, учитель, и они смогли бы легко установить связь с подобными семьями из соседних деревень. Так появилась бы сила, объединяющая крестьянство в деревнях и армии. Как пригодилась бы народная партия в войну 1914 года!» [102]

Центральным условием реализации указанного варианта развития была комплексная востребованность со стороны государства. Совокупность политических и неполитических крестьянских организаций, опиравшихся на веру и традиционный уклад жизни, которая возникла после 1905 года, сформировалась в режиме самоорганизации, снизу. Однако этот потенциал не был востребован и не смог стать успешным стабилизирующим фактором в условиях системных реформ.

Политизация очень сузила возможности черносотенного движения, так же как политическая составляющая деформировала «столыпинскую» реформу в те же годы.

Интересные свидетельства об ощущении большого потенциала антиреволюционных сил в деревне оставили низовые функционеры первых лет советской власти. В 1918 г. председатель Медведевского сельсовета, пытаясь предотвратить расправу над «монархистами», приводил крестьянам такие резоны: если сослать всех сочувствующих монархистам, то 30% населения будут нам враждебны, придется не только с белыми воевать, но и с ними [103]. В 1919 г. коллегия Балашовской ЧК записала в протоколе по делу о выдаче «политических работников» при прежнем режиме: «…если привлекать бывших крестьян за преступления того времени, то придется привлекать чуть ли не пол России…" [104] В 1918—1919 гг. в антисоветских крестьянских восстаниях на роли руководителей многократно выдвигались персонажи из, казалось бы, навсегда отринутого прошлого: местные помещики, бывшие земские начальники, офицеры из детей местных землевладельцев и священников [105]. То есть обрисованный нами потенциал как-то проявлялся в новых условиях, осваивал новое политическое поле. Но это уже самостоятельная тема.
ПОСАДСКИЙ Антон Викторович, доктор исторических наук, Саратов 
Авторский вариант статьи, помещенной в журнале «Отечественная история», 2007, N1.

СНОСКИ:

1 — См.: Кирьянов Ю. И. Правые партии в России накануне и в февральско-мартовские дни 1917 г. // 1917 год в судьбах России и мира: Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1997; его же. Численность и состав крайних правых партий в России (1905−1917 гг.): тенденции и причины изменений // Отечественная история.1999. N5; его же. Правые организации и рабочие в России, 1911- февраль 1917. М., 2001; его же. Правые партии в России. 1911−1917. М.: РОССПЭН, 2001 и мн. др.
2 — См.: Нарский И. В. Революционеры «справа»: черносотенцы на Урале в 1905—1916 гг. (Материалы к исследованию «русскости»). Екатеринбург, 1994; Размолодин М. Л. Черносотенное движение в Ярославле и губерниях Верхнего Поволжья в 1905—1915 гг. Ярославль: Александр Рутман, 2001; Рылов В. Ю. Правое движение в Воронежской губернии. 1903−1917. Воронеж.: изд-во ВорГУ, 2002; Стрелков А. Т. Черная сотня в Центральном Черноземье. Курск: Учитель, 2000 и др.
3 — Степанов С. Черная сотня. М.: Эксмо, Яуза, 2-е изд., доп. и перераб., 2005. С.6−11.
4 — Степанов С. Черная сотня. М.: Эксмо, Яуза, 2-е изд., доп. и перераб., 2005. С. 10,11.
5 — См.: Кирьянов Ю. И. Численность и состав крайних правых партий в России (1905−1917гг.): тенденции и причины изменений // Отечественная история. 1999. N5. С.33
6 — Левые признавали, что ошиблись, считая черносотенную волну осени 1905 г. «судорогами старого режима, уже обреченного»; «… мы должны признать, что октябрьскими погромами реакция одержала первую и решительную победу, открывшую ей путь к нынешнему торжеству ее»: Материалы к истории русской контрреволюции. Т.1. Погромы по официальным документам. СПб.: Общественная польза, 1908. С. 4.
7 — См.: ГАРФ. Ф.102. оп.255. д. 96. лл.188−207, с оборотами.
8 — Алмазов П. Наша революция (1902−1907). Исторический очерк. Киев, 1908.
9 — См., например: Платонов О. А. Покушение на русское царство. М.: Алгоритм, 2004. С.257−268; Степанов С. Черная сотня. М.: Эксмо, Яуза, 2-е изд., доп. и перераб., 2005. С.72−110.
10 — Степанов С. Черная сотня. М.: Эксмо, Яуза, 2-е изд., доп. и перераб., 2005. С. 77.
11 — Степанов С. Черная сотня. М.: Эксмо, Яуза, 2-е изд., доп. и перераб., 2005. С. 138, 140.
12 — Платонов О. А. Покушение на русское царство. М.: Алгоритм, 2004. С. 275,281−282.
13 — Мнение В. В. Кабанова. Октябрьская революция: ожидания и результаты. Научная конференция в Москве. Обзор В. В. Юрченко // Отечественная история. 1993. N4. С. 214 
14 — См.: Меньшиков М. О. Из писем к ближним. М.: Воениздат, 1991. С.51−53.
15 — Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М.: Паломник, 2000. С.438−439
16 — Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.) Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т.2. С.133−134
17 — См.: Миронов Б. Н. Указ. соч. Т.1.С.336; Т.2. С.238−239
18 — См.: Сидоровнин Г. П. П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество. Жизнеописание (1862−1911). Саратов, 2002. С.81−83.
19 — См.: Елпатьевский С. Бесчинство (анализ социальной психологии хулиганства) // Русское Богатство. 1912. N5 и мн. др.
20 — Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М.: Наука, 1986. С.258−259
21 — Шанин Т. Революция как момент истины… С.265−266,171−172.
22 — См.: Ракитникова И. Революционная работа в крестьянстве в Саратовской губернии в 1900—1902 гг. Б/м, б/г. С.9−11.
23 — Шанин Т. Революция как момент истины… С.175−176,209.
24 — Жевахов И. Д. Воспоминания. М., 1993. Т.1. С.325
25 — Мнение Балашовского уездного предводителя дворянства А. Сумарокова см.: Посадский А. В. Крестьянство во Всеобщей мобилизации армии и флота 1914 года (по материалам Саратовской губернии). Саратов, 2002. С.122
26 — Саратов был заметным центром активности правых. В городе выходила газета «Волга» (ред. Тихменев). Городской союз с несколькими сотнями членов в первые годы существования был весьма активен. Но уже в 1907 г. в нем состоялись два раскола. «Первые» отщепенцы вскоре образовали «Союз умеренных монархистов». Еще одна волна уходов была связана с активностью епископа Гермогена, который стал интенсивно забирать в свои руки бразды правления в Союзе, стараясь во всех отделах поставить на руководящие должности священников. В августе 1915 г. в Саратове состоялся съезд преимущественно дубровинских организаций, на котором обсуждались перспективы создания Черного блока в Думе, в противовес Прогрессивному. Жизнь правых организаций в Саратове не была безоблачной. Так, председатель Саратовского губернского СРН отставной подполковник А. И. Дуплицкий в июле 1912 г. вынужден был обратиться к епископу Алексию с просьбой благословить выносить стяг Союза, поставленный, при предшественнике Алексия Гермогене, в Александро-Невский собор, и хоругви, находящиеся в Киновийской церкви, во время мероприятий Союза. Однако элементарное дело неожиданно затянулось. Консистория признала решение вопроса «неблаговременным», Алексий не принял депутации правых. Получалась нелепая ситуация: чтобы добиться права распоряжаться своими же стягом и хоругвями, правым приходилось угрожать обращением в Синод, а если потребуется — то и «к стопам Е. И. В.». См.: Августовский К. В «Союзе Русского Народа» // Современный мир, 1907, кн.9. С.61−70; Степанов С. А. Черносотенцы: «революционеры наизнанку» // Полис. 1993. N1. С.161; Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф.135. Саратовская консистория. оп.1. д. 7047. лл.4,8,13−13об
27 — ГАСО. Ф.53. 1905. оп.1. д. 130. лл.17,17об., 18
28 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 476. лл.15−16.
29 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 143. л.2.
30 — ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 6807. лл.50−52. Интерпретацию данного сюжета как своего рода заговора помещиков и местных кулаков см.: Авдошин И. С., Бирюков Ф. Г. Малиновский погром // Вопросы истории. 1969. N3. С.205−213.
31 — Авдошин И. С., Бирюков Ф. Г. Малиновский погром // Вопросы истории. 1969. N3. С.205−213.
32 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 641. лл.1−18; д. 661. лл.1−5,13,15,16.
33 — Сидоровнин Г. П. П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество. Жизнеописание (1862−1911). Саратов, 2002. С. 109.
34 — См.: Сидоровнин Г. П. П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество. Жизнеописание (1862−1911). Саратов, 2002. С. 104.
35 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 96. лл.2−5; д. 217. лл.1об.-2об; д. 424. лл.1−4; д. 542. л.3; д. 545. лл.1−4.
36 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 61. лл.4−8.
37 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 661. лл.11−13,17.
38 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 89. лл.4,4об., 5.
39 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 94. л.1.
40 — См.: Алмазов П. Наша революция (1902 — 1907). Исторический очерк. Киев, 1908. С.495
41 -ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 7289. лл.1−1об., 2
42 — Исторический архив. 2004. N4. С. 217.
43 — ГАСО. Ф.53. оп.8. 1916. д. 26. лл.2−2об. В жандармских «Сведениях о разных группах» за 1911 г. из 30 переписок лишь одна имеет отношение к правым. Она касалась «Партии крестьян, объединенных на почве Высочайшего Манифеста 17 октября», зарегистрированной в 1907 г. и закрытой в 1911 г. По мнению полиции, первоначальное умеренно-октябристское и правое направление организации сменилось левым. Организация разослала тысячи анкет по волостным правлениям с предложением обсудить на сходах крестьянские нужды. Эти анкеты кое-где вызвали толки о наделении землей. Сам текст анкеты не выглядит намеренно провокационным, хотя действительно содержит острые вопросы о переоценке и разверстании земель, образовании на селе и др. В губернии нашелся только один случай присылки по почте этой анкеты, которая сразу же была представлена начальству. ГАСО. Ф.53. оп.8. 1911. д. 18. лл.188−188об., 193, 199−199об., 200−201.
44 — Правые и конституционные монархисты в России в 1907—1908 гг. //Вопросы истории. 1997. N6. С. 113.
45 — Правые и конституционные монархисты в России в 1907—1908 гг. //Вопросы истории. 1997. N8. С. 104.
46 — ГАСО. Ф.53. Саратовской губернское жандармское управление. оп.8. д. 48. лл.1−2
47 — ГАСО. Ф.1. Канцелярия Саратовского губернатора. оп.1. д. 8965. лл.1−34.
48 — ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 8277. лл.41−44об., 55об.
49 — См. подробнее: Посадский А. В. Правые в саратовской деревне в годы Первой мировой войны // Местные архивы об истории регионов России. Материалы Восьмой Всероссийской заочной научной конференции. СПб.: Нестор, 1997. С. 177−179.
50 — ГАСО. Ф.135. оп.1 д. 7049. л.12; д. 7050. л.163
51 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 6663. лл.214−215об.; д. 7049. лл.159−161об.
52 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7049. лл.65−65об.; д. 7050. лл.236об., 268об.-269
53 — В 1907—1909 гг. из всех сожженных строений в деревне помещичьих усадеб было 70,9%, а домов в деревнях 29,1%. В 1910—1913 — 32,5% и 67,5% соответственно: Универсальное и специфическое в российской истории. «Круглый стол» ученых.//ОНС, 1999, N3. С. 89.
54 — ГАСО. Ф.2. Саратовское губернское правление. оп.1. д. 10189. лл.1−42
55 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. лл.152−152об.
56 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. лл.79−79об., 92−93., 95,96об.
57 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7049. лл.154об., 155об.
58 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. лл.74,75об.
59 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. л.24
60 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. лл.215−215об.
61 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. л.19, 195об., 198; д. 6663. л.167об.
62 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 7050. лл.172об.-173
63 — См.: Платонов О. А. Покушение на русское царство. М.: Алгоритм, 2004. С.364−368.
64 — ГАСО. Ф.2. оп.1. д. 10862. лл.6−6об., 8−11, 12−12об., 16−17об., 19−20,21
65 — ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 7233. лл.1,2,4,8,9,12,14,15
66 — Зырянов П. Н. Православная церковь в борьбе с революцией 1905−1907гг. М.: Наука, 1984. С.58
67 — ГАСО. Ф.2. оп.1. д. 10189. лл.27−29
68 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 70. лл.1−2.
69 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 6663. л.80об.
70 — ГАСО. Ф.2. оп.1. д. 10862. л.17об.
71 — ГАСО. Ф.53. 1905. оп.1. д. 210. лл.230−230об., 292−293,314−315об.
72 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 101. лл.2−7; д. 227. л.3.
73 — ГАСО. Ф.53. оп.7. д. 518. лл.1,122−122об.
74 — ГАРФ. Ф.116. оп.1. д. 458. лл.4, 34−35
75 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 227. л.2
76 — ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 9441. лл.3−3об., 5,8−9,11−11об., 16,17,46
77 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 89. л.12.
78 — ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 6896. л.690
79 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 619. лл.2−4.
80 — ГАСО. Ф.135. оп.1. д. 6663. лл.20,24−24об.; д. 7049. лл.113−115,118,119об.-120; д. 7050. лл.223,226об.-228об.
81 — ГАСО. Ф.135. оп.1. дд.5851,6541,6542
82 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 476. л.14.
83 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 713. л.3.
84 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 171. л.4.
85 — ГАСО. Ф.23. оп.1. д. 4414. лл.1об., 2
86 — См.: Петров А. Три случая (Письмо из Балашовского уезда) // Русское Богатство. 1908. N3. С.111−118.
87 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 506. л.4.
88 — ГАСО. Ф.53. оп.8. д. 48. лл.1−3об.
89 — Исторический архив. 2004. N4. С. 221.
90 — «Если так будет идти земельное дело дальше, то миллионы бедных крестьян останутся без куска насущного хлеба». Прошение Главного губернского саратовского совета Православного всероссийского братского союза русского народа П. А. Столыпину. 1910 г. Публ. Е. М. Михайловой // Исторический архив. 2004. N4. С.218−220.
91 — Степанов С. Черная сотня. М.: Эксмо, Яуза, 2-е изд., доп. и перераб., 2005. С. 324.
92 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 143. л.2.
93 — ГАСО. Ф.1. оп.1. д. 9465. лл.1,2,2об., 3,4−5
94 — Например, в ноябре 1911 г. к дознанию по вопросу противодействия выделу из общины в Ивановке Саратовского уезда было привлечено 7 местных крестьян. В деревне произошли с июня по начало ноября 1911 г. 9 пожаров плюс пожар на близлежащем хуторе. Все — от умышленных поджогов и все — у тех ивановцев, которые приобрели отруба через КПБ. Всего в селе было 54 отрубщика и 400 общинников. Скорее всего, имела место борьба посредством поджога. Сами отрубщики подозревали четверых молодых друзей, один из которых имел репутацию хулигана и был связан со своим братом-саратовцем, который в 1905 г. вел антиправительственную агитацию в Ивановке. Прояснить вопрос так и не удалось. Интересно, что пожарная дружина не проявила себя в предотвращении пожаров. ГАСО. Ф.53. оп.6. д. 412. лл.2,4,14−14об.
95 — ГАСО. Ф.53. 1915 г. оп.8. д. 21. лл.10об.-11.
96 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 96. л.8.
97 — См.: Куренышев А. А. Крестьянство и его организации в первой трети ХХ века. М., 2000. С. 117, 158−159.
98 — Платонов О. А. Покушение на русское царство. М.: Алгоритм, 2004. С.96−98.
99 — См.: Шанин Т. Революция как момент истины. 1905−1907 — 1917−1922. М.: Весь мир, 1997. С. 256,501,511
100 — См.: Бернштам М. Стороны в гражданской войне 1917−1922гг. // Вестник РХД. 1979. N128. С.286−290; Лурье С. В. Русская община: причины гибели // Метаморфозы традиционного сознания. СПб. 1994. С.194−195; Платонов О. А. Русский труд. М.: Современник, 1991. С.203; Вылцан М. А. Крестьянство России в годы большой войны 1941−1945. Пиррова победа. М., 1995. С. 6.
101 — В 1915 г. жандармы отмечали, что в правлениях быстро растущих всесословных кредитных учреждений оказывается «совершенно нежелательный элемент» и предлагали дать администрации право утверждать выбранные правления. ГАСО. Ф.53. 1915 г. оп.8. д. 21. л.11.
102 — Панин Д. М. Держава созидателей. М.: изд-во «Радуга», 1993. С. 268−269.
103 — ЦДНИСО. Ф.199. оп.3. д. 227. л.3.
104 — ЦДНИСО. Ф.10. Балашовский уком ВКП (б). оп.1. д. 48. л.25.
105 — См., например: Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М.: Стрелец, 2001. С. 172,268,314.