Праведный мирянин Симеон Климыч Привалов, по прозванию Климчонок, родился в селе Алмазов Яр (впоследствии село Алмазово) недалеко от села Балашова (будущий город Балашов) Саратовской губернии в 1776 году. Самостоятельно выучившись грамоте, он помогал в церкви при службе и стал прекрасным знатоком Устава. Еще с отрочества полюбив чтение Библии, он знал впоследствии Псалтирь и Новый Завет наизусть, а остальные части Св. Писания по памяти мог цитировать. В 17 лет ему явился святитель Иоанн Златоуст, и с тех пор Симеон мог разуметь святоотеческие писания и получил дар «вести беседу от Писаний ясно и убедительно». Симеон получил от Бога дар прозорливости и врачевания язв человеческой души, и за благодатным словом к нему обращались самые разные люди: от его односельчан до помещиков соседних губерний. Известны случаи исцеления бесноватых по молитвам праведника.

Верный сын Святой Церкви, Симеон всю свою жизнь боролся с распространением суеверий и ересей, особенно молоканства. Превосходно зная Библию, он обличал еретиков словами Писания, и многие молокане обращены были им в Православие. Мирянина Симеона знали и уважали за его миссионерскую деятельность Саратовские архиереи Ириней (Нестерович) и Иаков (Вечерков), сами много потрудившиеся на миссионерском поприще. Плодом борьбы Симеона с ересью беспоповцев было обращение к Православию до 60 начетчиков разных толков. Свой опыт миссионерской работы Симеон передал впоследствии будущему Оптинскому старцу преподобному Илариону, и великий старец, сам обративший немало еретиков, называл алмазовского праведника своим наставником. Письма Симеона Климыча с описанием наиболее распространенных и наиболее вредных с точки зрения Церкви народных суеверий, адресованные неизвестному лицу, были напечатаны в Москве уже после его смерти. Раб Божий Симеон почил в 1834 году во время чтения Псалтири, напутствованный Святыми Христовыми Тайнами, и был погребен в селе Алмазово.

Точная дата преставления праведника неизвестна, однако святой священномученик Никодим, епископ Белгородский (†1918), свидетельствовал, что память по мирянину Симеону совершалась 5 апреля церковного календаря, вероятно, ради его тезоименитства с преподобным Симеоном.

При подготовке материала были использованы:

1. Сведения о благочестивом старце Симеоне Климыче. // Житие преподобного иеросхимонаха Илариона Оптинского. Изд-во Свято-Введенской Оптиной пустыни, 1993.
2. Два письма о народных суеверных заблуждениях, писанныя простым поселянином, по прозванию Климчонком. М.: Типография В. Готье, на Кузнецком мосту д. Торлецкаго. 1871.
3. [Свщмч. Никодим, еп. Белгородский.] Благочестивый старец Семен Климыч. // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков (с портретами). Апрель. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1996.
4. М-ский, Г. Очерк из современной религиозной жизни русского народа. // Православное Обозрение, №12, 1860.
5. Рассказ очевидца о действиях Преосвященного Иакова по обращеннию раскольников Саратовской губернии с 1833 по 1839 г. // Домашняя беседа, №№ 38, 40-44, 1861.
6. Ревизские сказки VIII ревизии. // ГАСО, Ф. 28, Оп. 1, Д. 812, Л. 599.

Г. М-ский
Очерк из современной религиозной жизни русского народа

Православное Обозрение, №12, 1860.

Из истории самобытных проявлений русского народного духа в религиозном отношении более или менее известны только печальные проявления раскола и духоборческих и молоканских сект. Но есть явления и отрадные. Вот одно из таких явлений — где русский человек, сознательно относясь к учению и Церкви Христовой, не привязывается рабски к одной только обрядности, равно и не отрицает религиозной внешности, но ищет в ней смысла и значения, хочет уразуметь дух и силу христианства, всецело проникнуться этим духом и внести его в круг всей своей жизни. Явление, о котором мы хотим говорить, есть явление, правда, частное, обнимающее собою незначительное количество народа, но не исключительное, как увидим впоследствии. Оно возникло в двадцатых годах нынешнего столетия, — возникло не вне Церкви, но внутри ее, и доныне остается, как внутреннее законное явление в пределах православной Церкви. Местность этого явления — в Саратовской губернии, преимущественно Балашовский уезд: в других уездах оно, если и отразилось, то очень мало и слабо.

В конце прошедшего столетия в Балашовском уезде, в селе Алмазов Яр, от довольно зажиточного крестьянина по имени Клим, родился сын Симеон. Природа наделила мальчика богатыми способностями; но в юности и первой поре зрелых лет он отличался только как хороший работник и хозяин, и потому после сделан был сельским старостой. Способности его, может быть, совершенно бы заглохли, если бы своею смышленостью он не обратил на себя внимания священника того села. Этот священник, заметив способности Семена Климыча, убедил его выучиться грамоте и, пред отъездом своим на жительство в другое место, снабдил его Библиею, несколько времени объяснял ему, насколько сам разумел, непонятные слова в языке славянском. Климычу было в то время лет около тридцати. С такой ревностью он принялся за чтение Библии и церковно-богослужебных книг: «Камень веры» Стефана Яворского, творения святого Димитрия Ростовского, толковое Евангелие Феофилакта и некоторые изданные Церковью творения св. Златоуста, и других отцов. Более всего, по рассказам помнящих и уважающих его, он любил читать Библию и творения Златоуста. «Когда я читал Библию и Златоуста, — говорил сам Климыч [1], — вся внутренность моя как бы загоралась от огня Божественного учения Библии и от сладких бесед Златоуста; я чуял в себе то, чего прежде со мной не было; тут увидел я, что прежде недостойно носил имя христианина; ведь ничего ровно я не знал прежде; слыхал кое-что в церкви, да соха и коса больше занимали меня; тогда страшно захотелось мне поучиться, а потом и других поучить; трудно мне стало; уж больно жалко стало и своих (т. е. простой народ), да и на духовных-то глядя, сердце кровью обливалось; простой народ ничего-то путного истинно христианского не знал, в церкви болваном стоял, или и вовсе не захаживал туда; тьма суеверий обуяла их души, а жизнь-то куда как дурно вели». Чтобы понять нам эти слова и последующую деятельность Климыча, нам нужно бросить хотя беглый взгляд на тогдашнее состояние духовенства и народа в Балашовском уезде Саратовской губернии, именно в 20-х и 30-х годах нынешнего столетия.

До 1828 года в Саратове не было епархии, а семинарии до 1830 года. Губерния Саратовская по духовным делам подчинена была Пензенскому епархиальному начальству; в Пензе хоть и была семинария, но выходящих из нее по окончании полного курса наук едва доставало на священнические вакансии в городах и первоклассных селах; а в большей части сел, особенно в отдаленном от центра губернии Балашовском уезде, священниками были или не учившиеся ни в каком учебном заведении, а только дома навыкшие читать, или дошедшие до риторики и убоявшиеся дальнейшей премудрости. Понятно, в какой степени такие пастыри могли удовлетворять духовным нуждам своих прихожан [2]. Они ограничивались только совершением церковных служб и треб, да и те совершали, будучи не в состоянии понимать смысла и значения их; нечего и говорить, каково было даже самое чтение при церковном богослужении. Пьянство, которое к чести нашего времени выводится даже и в простом народе, в Балашовском уезде в 20-х и 30-х годах и пороком не считалось, было необходимым обычаем. Жизнь простого народа, его верования, его знание христианского учения, — все это представляло мало отрадного. Между тем в Балашовском уезде, в близком соседстве с родиною Климыча, было много сел, где почти все жители были молокане, — народ воздержный (по крайней мере наружно), более или менее мыслящий в делах веры, не упускающий случая уколоть православных в нетрезвости жизни, с дерзостью осмеивающий самые святые христианские догматы и выставляющий на вид народные суеверия.

При таком-то состоянии окружающей среды, Семен Климыч, начитавшись Священного Писания, отеческих творений и богослужебных книг, почувствовал в себе желание поучить других. Он ясно видел все умственные и нравственные недостатки окружавшего его народа; ему случалось лично слышать колкие насмешки и жестокие укоризны молокан-соседей, и вот в нем возгорелось желание поучить своих и дать, насколько возможно, отпор молоканам. Но прежде, нежели будем говорить о его деятельности в отношении к православным и молоканам, скажем о том, какие убеждения образовались в душе самого Климыча вследствие усердного занятия чтением книг. Чтение Библии, которую он почти всю знал наизусть, и укоризны молокан побудили его вникать глубже, насколько было возможно ему, в силу и дух христианской веры; окружающая среда православных, где более всего останавливались на внешности, ограничивались одним соблюдением обрядов, впадали в суеверия разного рода, — эта среда поставляла его сначала в опасность отвергнуть религиозную внешность, когда она приносила так мало добрых плодов, как и сделали молокане и духоборцы. Но Климыч взглянул на Церковь и всю религиозную внешность поглубже, не глазами несмысленного невежды, а при свете Священного Писания, при руководстве православной Церкви и своего здравого ума; он понял, что Церковь христианская, Церковь вселенская не то, что частное общество, входящее в состав Церкви, которое представлялось ему в окружающих его православных. Церковь представлялась ему непогрешимою и святою во все времена, хотя члены, входившие в состав ее, могли погрешать и заблуждаться, впадать в суеверия, вести жизнь не по духу Христова и апостольского учения, а по своим наклонностям и страстям. Смотря таким образом на Церковь, он не отвернулся от ее иерархических учреждений, церковных Таинств и всего вообще богослужения; но во внешности искал духа и смысла; он читал истолковательные книги на церковное богослужение, какие можно было достать; в самой Библии он не останавливался на букве подобно молоканам, у которых, несмотря на всю кажущуюся духовность, буква Писания остается главным руководительным началом; они любят пощеголять знанием Библии, приводя отрывочные места, часто одну половину стиха и т. п.

Мысли и чувства, которыми напитался Семен Климыч от чтения книг, постоянно занимали его душу и просились (по его собственному выражению) наружу. Не нашедши в соей семье и своих односельчанах сочувствия себе, он решился поучить жителей окрестных сел, обращался к духовенству и простому народу, и скоро успел возбудить сочувствие к себе нескольких лиц, что, однако ж, естественно, стоило ему больших усилий. Один священник возражал ему, что хотя и хорошее дело научить других надлежащему познанию христианского учения, да трудно сделать это, трудно разбудить народ; он слишком глубоко погружен в житейские заботы и попечения. Целым потоком обличений Климыч отвечал на эти возражения: «о, вы, — для которых трудно поучить других! А от чего? Сами-то вы мало смыслите! Народ наш погрузился в житейские попечения; но он жаждал бы услышать слово истины, да не от кого; зачем он так дружно идет в церковь по воскресеньям и праздникам? Какая теснота бывает в церквях в большие праздники! Видно, он чего-то хочет повыше житейских попечений, да мало дают ему; стоит, стоит, бедненький в Божьем храме, да и уйдет почти ни с чем… Одна истина свободит всякого и от невежества, и от работы греховной». Некоторые их необразованного духовенства, пораженные резким тоном прямодушных речей Климыча, возненавидели его и боялись с ним сталкиваться; но другие, которых удивляло его знание Писания, почувствовали уважение к нему, и один священник был неразлучным спутником его в разъездах по разным селам с целью учительства. Скоро Климыч нашел себе прием и уважение у некоторых жителей города Балашова, преимущественно купцов, убеждал их выписывать Библию и некоторые отеческие творения; по целым вечерам просиживал со своими взрослыми учениками за чтением. Когда он замечал в ком-нибудь значительный порок, особенно пьянство, он прямо при целом собрании обличал виновного в глаза, и, то именем Господа просил его отстать от этого порока, то, грозно обличая, угрожал судом Божиим. Слушавшие его речь никогда почти не оставались равнодушными; но или предавались ему всей душой, или боялись его и жестоко ненавидели. Молва о нем скоро распространилась по всему уезду и далее; узнали о нем и в Саратове, когда там уже открылась епархия. Строгими обличениями Климыч навлек на себя ненависть некоторых лиц, да и самая новость дела возбудила подозрение; и вот некоторые стали поговаривать, что он распространяет мнения, противные церковному учению, и хочет основать секту. Про него говорили, а некоторые и доселе говорят, что он возбранял жениться и вступать в брак. Но это опровергается уже тем, что Климыч сам был женат и имел детей. Некоторые из учеников и учениц его действительно оставались в девстве, и он очень одобрял это состояние, как благоприятствующее занятию Божественным Писанием, внутреннему сосредоточению и строгой христианской жизни; но чтоб он вообще возбранял вступать в брак, это совершенная клевета. Раз в горячей беседе он высказал, что Отца небесного нужно предпочитать земному и привел известные слова Спасителя: «и отца не зовите себе на земли…»; из этого вывели некоторые, что он учит не почитать родителей. Когда о действиях Климыча и о разных толках о нем узнало епархиальное начальство, Климыч был вызван в Саратов: но все устные и письменные показания его обличали в нем человека истинно православного, и потому он освобожден был от суда. После этого слава о нем распространилась еще далее; он вошел в переписку с архимандритом одного известного монастыря и одним архиереем, который был известен своей ученостью и ревностью о благе Церкви. К сожалению, мы никак не могли достать писем, которые были писаны к Климычу разными лицами. Главная заслуга Климыча в отношении к православным состоит в том, что он заставлял обращать внимание на самый дух христианства (насколько разумел его сам), оживлял религиозное чувство, объясняя богослужение, и внушая совершать оное со смыслом, неспешно и благоговейно. Нам случалось присутствовать при богослужении, которое совершалось лицами, бывшими в дружественных отношениях с Климычем; оно отправлялось особенно чинно и благоговейно. Климыч с силою восставал против тех, которые, неопустительно ходя к церковным службам и принося пожертвования на благолепие храма, не заботились о сознательном усвоении себе истин христианства и приложении их к своей жизни и деятельности. «Что толку», — говорил он, — «что ты в храме стоишь и головой киваешь, а мысли бродят далеко от храма? Пожалуй хочешь настроить мысли на Божественное, но как-то в голове нет ничего, все попусту и пропадает; оттого выходит человек такой из церкви, да в кабак; или жену дома побьет праздника ради». Тут он обыкновенно приводил обличительное слово к иудеям из пророчества Исаии: «что ми множество жертв ваших», и т. д.

После этого краткого очерка деятельности Климыча в отношении к православным, скажем о его деятельности в отношении к молоканам [3]. Выше мы сказали, что Климычу, жившему в близком соседстве с молоканами [4], нередко случалось лично слышать их укоризны православным в нетрезвости поведения, в преданности обрядам, в суеверии и проч. Когда он приобрел себе сочувствие в некоторых православных, его душа закипела, по его собственному выражению, желанием посрамить дерзких богохульников, поразить их гордость, и, если возможно, обратить к православной Церкви. Не легко было простому мирянину, хоть и начитанному, красноречивому и обладавшему быстрым соображением и сильной волей, приняться за такое дело; притом нужно было на это разрешение начальства. Но Климыч сначала, без разрешения начальства, попытался обратить кого-нибудь из молокан; ему хотелось до подробности узнать их учение, обычаи и нравы, которые они тщательно скрывали от православных. Первая попытка его увенчалась полным успехом: он обратил к православной Церкви одну женщину из молокан, довольно начитанную и энергическую; от нее он узнал о всем, что так тщательно скрывали молокане от православных относительно своей жизни. После этого ему, кажется, было дозволено епархиальным начальством, при надзоре священников, обращать молокан; говорим: кажется, потому что не знаем официальных документов; но мысль нашу может подтвердить то, что Преосвященный саратовский Иаков, этот ревностный блюститель паствы от раскола, когда посещал Балашовский уезд, брал с собой Семена Климыча для собеседования с молоканами, живущими в разных селах Балашовского уезда, и выставлял его в пример духовенству. Поощряемых похвалой и советами архипастыря, Климыч с одним священником постоянно стал разъезжать по молоканским селам и с жаром говорил против молокан. Главный недостаток их был тот, что они, хотя и рассуждали о служении Богу духом и истиною, однако ж, слишком преданы были букве Писания, не обращая внимания на самый дух слова Божия. Кроме того, между ними были и такие, которые в обвинение православных указывали на места Писания из Нового Завета, как на авторитет, а сами не признавали Писания Нового Завета богодухновенными (так называемые субботники). В обличение этого, своего рода схоластицизма молокан, Климыч, при собеседовании с ними, в доказательство своих мыслей приводил целые главы из Священного Писания, разъясняя их смысл. Самыми сильными возражениями против православных молокане считают возражения против почитания икон и поклонения им. Климыч, кроме немногих мест Писания, опровергал их возражения против иконопочитания выяснением мысли, выражающейся в этом; потому что молокане слишком грубо смотрят на поклонение иконам; а потом выставлял им на вид и то, что и у них есть свои обряды, несмотря на все их рассуждения о поклонении Богу духом и истиною. Климыч так сильно препирался с молоканами, что они (по выражению одного ученика его) боялись его как огня; а когда раскрывал их тайные очень зазорные деяния, то заставлял их сильно краснеть и ставил в тупик. Деятельность его в отношении к молоканам не ограничивалась личными спорами с ними; он для некоторых священников делал выписки из мест Писания, коими особенно обличались заблуждения молокан; к местам Писания он присоединил объяснение их на основании отеческих творений и здравого ума. Хотя Климыч обратил к Православной церкви очень немногих из молокан; по крайней мере он ограничил их смелые выходки против православных.

Когда слава о Климыче распространилась далеко, народ из разных сел привозил к нему одержимых разными недугами и болезнями; но Климыч отсылал их от себя к докторам, а со своей стороны давал наставления о воздержной жизни, о познании Закона Божия, советовал молиться об избавлении от болезней и проч.

Смерть застала Семена Климыча совершенно неожиданно в дороге; он ехал домой из одного дальнего села, где препирался с молоканами. Это было назад тому 26 лет, по рассказам учеников Климыча, когда ему было более 50 лет. Такое обстоятельство в глазах многих неблагоприятно говорило против Климыча; но люди, понимавшие его, не оттолкнулись от него вследствие скоропостижной кончины его, и доселе с уважением отзываются о его личности и с удовольствием воспоминают о его беседах и разных замечательных случаях его жизни. Несмотря на откровенно резкий тон обращения с людьми, не сочувствовавшими Климычу, он был очень приветлив с теми, кого почитал внимающим себе; когда при собрании он читал Евангелие или слушал чтение его, он так становился углубленным и чувствительным, что слезы «ручьем текли из глаз его»; то же бывало очень часто и при церковном богослужении.

Из почитателей Климыча особенно замечательна та женщина, которую он первую обратил из молоканства к Православию; она после того, при жизни и по смерти Климыча, с такой энергией боролась с молоканами, что не переставала обличать их после жестоких от них побоев, от которых она оставалась едва жива, и обратила из них к Православию семейств около четырех. Наученные Климычем все имеют Библию, несколько отеческих творений и богослужебных книг; в воскресные и праздничные дни собираются к ним часа за два до литургии несколько грамотных поселян, которые слушают чтение Священного Писания и отцев Церкви, и уже после назидания отправляются в церковь. Они очень воздержны; по крайней мере нам никогда не случалось слышать, чтобы кто-либо из них был замечен в нетрезвости. К духовенству достойному относятся с глубоким уважением. В домах их гораздо чище, нежели у других православных; некоторые из них за самую ничтожную плату обучают детей грамоте, Закону Божию и церковному пению; в семействе учеников Климыча знают грамоту как лица мужского, так и женского пола; простонародных песен они не поют, а вместо этого поют церковные песни; занятия их книгами нисколько не препятствуют им заниматься хозяйством, и они все почти живут безбедно.

После Семена Климыча уже не было из его последователей такого даровитого и энергического человека, каким был он, и потому в селах Балашовского уезда, близких к родине его, значительно остановилось то сильное религиозно-нравственное движение, которое возбудил он во многих. Один человек сделал только то, что может сделать один человек.

Как же благотворна может быть дружная ревностная деятельность всего образованного духовенства в отношении к народу! И как нужна такая деятельность особенно ныне, при новых условиях жизни, приготовляемых для народа!

Примечания

1. Эти слова Климыча, равно и другие, которые мы будем приводить, переданы нам, конечно, не с совершенною точностью, по памяти, но для нас самый смысл их важнее буквы. ^
2. Священник села Алмазов Яр, научивший Климыча грамоте и убедивший его заняться чтением книг, был из семинарии и послан был в это село по особенной просьбе помещика; он, впрочем, недолго был в этом селе. ^
3. К старообрядцам раскольникам Климыч не имел отношения, потому что их в Балашовском уезде почти вовсе нет, а есть немного в селах, отдаленных от родины Климыча. ^
4. Села: Дурникино, Инясево, Грязнуха, Мелик, Китоврас и др. недалеко от Алмазова Яра: а в этих селах большинство жителей — молокане; в самом городе Балашове было и теперь есть несколько молокан. ^