Тема подлинного и мнимого предательства вплотную связана с эпизодом, разыгравшимся в Балашове осенью 1919 года. Речь идёт о «показательном» процессе над командиром красного казачьего корпуса Филиппом Кузьмичом Мироновым (1872-1921), уроженцем Усть-Медведицкого округа на Дону, участником трёх войн, борцом против царизма, героем гражданской войны, соратником и соперником знаменитого С. М. Буденного. Долгие годы после его гибели имя его фактически было под запретом, поскольку он считался из­менником. Первым в советской литературе о нём высказался К. Федин в романе «Необыкновенное лето» (1948), о чём будет сказано ниже. И только с конца 70-х годов начинается волна реабилитаций многих деятелей прошлого, в том числе и Миронова. Сначала она была осторожной, потому что был ещё жив Буденный, ярый враг своего соперника. Писатель Юрий Трифонов в романе «Старик» (1978) выводит красного казака в образе Мигулина (на Дону есть станица Мигулинская). На документах основаны сцены суда над героем в Балашове. Писатель так комментирует гневную речь обвинителя: «Неглупо рассуждал Эдвард Янович! О чём тогда думали в захолустном Балашове? На что надеялись? Бог ты мой, Деникин взял Воронеж ... Всё висело на волоске. И ни секунды сомнения в конеч­ной победе». Ну, сомнения у вождей большевиков всё-таки были: Свердлов, Ленин и другие заранее подготовили драгоценности и фальшивые документы, чтобы в случае чего бежать в Европу. Кроме того, я почувствовал по роману, что Трифонов ничего не знает о нашем городе, поскольку здесь не был. И послал письмо автору. Он собирался мне ответить, но, увы, вскоре скончался. А поток книг, художественных и документальных, о Миронове стал нарастать это книги А. Знаменского, И. Гамаюнова, Роя Медведева, В. Гольцева и других. О Миронове собирался рассказать и А. Солженицын, но ему не дали нужные материалы, о чём писатель рассказывает в книге «Бодался телёнок с дубом». Наиболее полно из этого ряда произведений 80-х-начала 90-х годов документирована книга Евге­ния Лосева «Миронов» (серия ЖЗЛ). М.,1991. Ещё больше материала содержит солидный, почти на 800 страниц, сборник, составленный В. Даниловым и Н. Тарховой. Он называется «Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917-1921 годах» (М.,1997). Эта книга помогает исправить серьёзную ошибку, характерную для авторов, которые реабилитировали Миронова с советских позиций и преуменьшали степень его расхождений с большевиками. По отзывам современников, по речам и письмам Филиппа Кузьмича видно, что это был че­ловек пламенный, страстный народный трибун - пророк, замечательный полководец и наивный в политике человек - подробнее об этом см. в моей статье «Ф. К. Миронов - узник Балашовской тюрьмы» \\ Балашовский край, 2001, № 1, С. 16-23. «Мироновщину» большевики пытались свести к «колебаниям» крестьянства и казачества, к «мелкобуржуазной» их природе. Но «красный полковник» говорил от имени народа в целом. И правильно сказал на суде обви­нитель Ивар Смилга: «В Балашове, глухом уездном городке, разыгралась трагедия, поразительно глубокая по содержанию» (Смилга И. Военные очерки. М., 1923, с. 17). Но такова суровая ирония истории, что автор этих слов всей глубины этой трагедии не мог осознать и вскоре тоже стал её жертвой. Это была трагедия не одного Миронова и его сторонников, а всей страны. Её народа, не желавшего жить по-старому, но в силу парадокса истории обречённого на новые, куда более масштабные бедствия. Миронов справедливо возмутился политикой расказачивания, но он усмотрел в ней всего лишь «отклонение» от верного курса большевиков, вызванное злой волей руководителей - евреев типа Троцкого и Свердлова. И решился на грубое нарушение воинской дисциплины, которое в условиях военного времени действительно можно было рассматривать как измену - он без разрешения РВС двинул свой корпус к фронту - зачем? Ведь он и так был бы туда направлен чуть позднее. Надо полагать, это просто был демонстративный жест лихого казака, нечто вроде военной забастовки. Троцкий велел пристрелить его «как бешеную собаку». Буденный и хотел это сделать, но вдруг последовал свыше совсем иной приказ - сопроводить виновника (а Миронов и не оказывал сопротивления) в Балашов для суда. И «образцово-показательное» судилище состоялось в октябре 19-го года в здании, на котором теперь хлопотами местного правления казачества установлена мемориальная доска в честь про­славленного командарма. Этот дом ранее принадлежал богатейшему человеку в городе, городскому голове Д. П. Камскому, который в своё время был на аудиенции у последнего императора как представитель нашего города - см.: С. К. Назарова. Балашов Улицы старого города. Балашов, 2004, с. 49. В 1905 году он был убит вместе с супругой грабителями. Символическая перекличка - убит старый местный начальник, а теперь в его доме новая советская власть при­говаривает к смерти своего же красного командира. Ныне этот дом, стоящий на углу улиц К. Маркса (бывшая Троицкая) и Рабочей (бывшая Дворянская) трудно узнать - он заметно расширился за счёт пристроек, в нём помещаются городской отдел культуры, правление казачества, отделение Росбанка и другие заведения. Вернёмся к процессу над Мироновым и его «подельниками» командирами частей корпуса. Сюда из Москвы съехались корреспонденты, среди которых был и писатель А. Серафимович, земляк подсудимого. Приехал известный кинорежиссер Дзига Вертов (1896- 1954), который тогда ещё начинал свой творческий путь, а вскоре стал всемирно известным кинодокументалистом, теоретиком и практиком искусства монтажа, певцом социалистического строительства. Кинохроника «Процесс Миронова» стала одной из первых его картин, которая, впрочем, вскоре была положена на полку. Лишь в 1989 году фрагменты из неё вошли в новую ленту о Миронове под названием «Площадь Революции» (сценарий Л. Рошаля, режиссёр А. Иванкин). Рецензируя эту картину, критик Наталья Иванова пишет: «Именно тогда в Балашове, как и в других подобных городах, решалась судьба страны, то, каким путём ей идти, путём истребления или путём доверия» (ж. «Искусство кино», 1990, № 2, С. 41). В этом высказывании она лишь варьировала цитированные выше слова Ивара Смилги. Надо добавить, что трагедия или драма, разыгравшаяся тогда в нашем городе, не обошлась без элемента жестокого абсурда. Интересная деталь - на фото видно, что подсудимый стоит в гимнастерке без пояса, но ещё с орденом Красного знамени на груди. То есть героя революции судят во имя революции. Обвинитель Ивар Смилга гневно обличает Миронова в том, что тот не знает Маркса! А сам-то он много ли читал его? Да и кто вообще читал Маркса-Энгельса из сторонников советской власти? Очень немногие. Что же касается «зверств на Дону» (имеется в виду расказачивание, обличаемое Мироновым), то, по словам Смилги, «главные виновники этих ужасов уже расстреляны». Выходит, большевики не виноваты, поскольку расстреляли тех, кто выполнял их приказы. Воистину «железная» логика. И обвинитель неумолимо продолжает: «Для всех солдат комендантской сотни (личной охраны Миронова - В. В.) ... вину которых нельзя разобрать, но которые безусловно виноваты... требую расстрела через десять человек по списку» (здесь и далее цитирую документальную книгу «Филипп Миронов ... »). Вина не доказана, но люди виновны и поэтому необходим расстрел по жребию - тоже революционная логика. Речь Смилги, конечно, встречена гулом одобрения. Выступает и адвокат, тов. Рыбаков, но, судя по стенограмме, говорит хотя и убедительно, но как-то вяло. Сам же обвиняемый ведёт себя героически, но наивно. Он никак не поймёт, почему многие коммунисты стали «лжекоммунистами». Он признаётся в том, что мало читал Маркса и в этом его «несчастье». И просит: «Дайте мне возможность остаться на позиции революци­онного борца». Миронова и его подельников, разумеется, приговаривают к рас­стрелу. Евгений Лосев беседовал с оставшимся в живых свидетелем, бывшим ординарцем командира. Ветеран вспоминал: «О Балашове помню, как нынче это БЫЛО ... После суда Филипп Кузьмич попросил стражу побыть со всеми вместе. Сидим, носы повесили ... Тюрьма над Хопром. Ночь ... » Ветеран мог и не знать, что около тюрьмы был не Хопёр, а речка Чечера, его приток, ныне давно высох­ший. Само же здание тюрьмы, позднее отстроенной, и теперь видно всем едущим по железной дороге вдоль западной окраины города. Наивен и героичен был Миронов и в письмах к своей жене Наде Суетенковой. «Через двадцать четыре часа меня не станет ... но дух его (тут герой говорит о себе в третьем лице - В. В.), окрещённый в «мироновщину», будет жить». Кончается предсмертное послание политическими лозунгами и вызовом судьбе. Касаясь киноленты Дзиги Вертова, Миронов пишет: «Скоро историю «мироновщины» будут демонстрировать по России». В этих словах есть некоторая доля тщеславия и надежда, что его слова всё-таки дойдут до народа. Далее последовал резкий поворот судьбы, похожий на сюжет авантюрного романа - руководство страны внезапно решило продолжить «игру» с осуждённым, популярность которого среди казаков возросла. Миронов был помилован, увезён в Москву и принят в партию большевиков «обычным порядком» (!). Потрясённый этим герой пишет обращение к донским казакам и деникинцам, исполненное торжественных интонаций: «Такую страшную сказку пережил я, товарищи ... Помните, что я пришёл с того света ... И первые страницы Новой истории будут кровавы, страшно кровавы». Библейский пророк, да и только. И теперь вчерашнего «подлого изменника» ставят во главе Второй Конной армии - к великому неудовольствию Семёна Михайловича Буденного. А «презренный авантюрист» громит армию Врангеля и загоняет её в Крым. Тут следует очередной крутой поворот в жизни командарма, на этот раз последний. Внезапно он отрешён от командования, направлен в тыл, где снова принимается критиковать «лжекоммунистов». В феврале 21го снова арестован, опять увезён в Москву, но на этот раз не в гостиницу «Националь», а в бутырскую тюрьму, где и был убит без суда и следствия, якобы, «при попытке к бегству». Перед гибелью Миронов ещё успел записать свои впечатления от боёв с Врангелем. Герой радуется своей последней победе и восклицает: «Это была минута, когда каждого бойца хотелось обнять ... как брата, когда каждый был так близок друг другу ... » О Миронове постарались забыть, но дело, начатое балашовским процессом над ним, продолжалось. Ивар Смилга, упрекавший героя в незнании Маркса, успел повысить свой уровень знаний и в 30-е годы работал под руководством Льва Каменева в издательстве «Academia», где готовил к выпуску серьёзные книги. За это и получил пулю как «враг народа». Вспомнил ли он перед гибелью о Миронове? Убит был и Василий Полуян, бывший председателем суда в Балашове. Получил своё и Лев Троцкий, когда-то приказавший застрелить Миронова как «бешеную собаку». Все получили по заслугам. Но вот прошло несколько лет и началась полоса реабилитаций. Миронова взялись оправдать ещё в 1960-м. Возникло, правда, небольшое затруднение - ведь убили-то его без суда и следствия юридического повода к оправданию нет! Евгений Лосев приводит убийственную по идиотизму переписку начальников из КГБ и военной прокуратуры по этому поводу. Всё-таки реабилитировали человека. А заодно восстановили честь и достоинство Смилги, Полуяна и всех прочих, кто Миронова судил, либо убивал без суда. Трагический и трагикомический абсурд русской истории. И солидное прибавление к балашовскому тексту в русской литературе.