ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА.
В начале 1919 года наши южные армии подкатывались почти к самому Новочеркасску. В феврале-марте 1919 года мы днями и даже часами исчисляли сроки ликвидации казачье-генеральской контрреволюции. Но в апреле появились зловещие признаки грядущих неудач. На востоке временно очухавшаяся колчаковщина отвлекла внимание и силы от южного фронта. Тиф нещадно обескровливал южные армии, ежедневно унося в могилы и лазареты сотни и тысячи бойцов. В течение двух с лишним месяцев армии беспомощно топтались в 2-3 переходах от Новочеркасска. Между тем южная контрреволюция готовили для нас весьма основательный кулак. Добровольческая армия, ликвидировав большевизм на Кубано-Черноморье, выросла численно,окрепла,вооружилась, и приоделась,конечно,при самой деятельной поддержке Антанты. С помощью добрармии казачье-генеральская контрреволюция привела в порядок свои расстроенные дела. В мае наши армии ощутили первые серьезные толчки. Некоторое время положение было неопределенным, но в конце мая линия южного фронта была сломлена и смята. Началось отступление. На первых порах оно не выходило из рамок военных расчетов. Но создавшаяся к этому моменту в тылах армий политическая обстановка довершила разгром.
Дважды побежденный, но не замиренный казак восстал. Станицы и хутора кишели белыми офицерами и оружием. В благоприятную минуту станица извлекла припрятанное оружие, истребляя ревкомщиков и коммунистов, захватывала какой-нибудь обоз и даже дерзала напасть на целые воинские подразделения. Можно сказать, что за все время донской кампании 1919 года наши армии стояли прислонившись спиной к сильнейшей бомбе. Казацкий бунт не остался в границах одной только Донщины. В пограничных губерниях( Тамбовской, Воронежской, Саратовской) восстание связалось с так называемой зеленщиной.

КОРНИ ЗЕЛЕНЩИНЫ.
В то время мы были склонны рассматривать зеленщину как простой дезертирский мятеж. Последующий опыт гражданской войны, а также опыт антоновщины, убедил нас что это не так.
Мужик тогда был политически неустойчив, он подавал руку то революции, то контрреволюции. По необходимости жесткая, в особенности в прифронтовой полосе, советская политика продразверстки толкала мужика в другую сторону. Застрельщиком движения был, конечно, больше всех обиженный кулак. За ним тянулся середняк.Это немедленно сказывалось и на крестьянском составе наших армий. Дезертирщина широким потоком устремлялась в тыл.Армии слабели, разлагались,боевые линии превращались в тонкие,легко рвущиеся ниточки. Естественно, что многотысячная дезертирская масса не могла рассосаться по домам и составляла главную вооруженную силу зеленого мятежа. Одновременно и в колчаковском и в деникинском тылах возникли подобные же мятежи с той разницей, что в нашем тылу движение было в руакх кулачья и белогвардейских офицеров, а в Сибири и на Черноморье оно возглавлялось коммунистами,рабочими и вообще революционными элементами города и деревни. Для нас зеленщина создала ряд кровавых, тяжелых осложнений и затруднений. Мы, в конце концов,справились с ними. Колчаку же и Деникину движение нанесло непоправимые,смертельные удары, ибо бунтующий крестьянин все-таки сообразил, что продразверстка-скверная вещь, но помещик в тысячу раз хуже. Как бы там ни было, на этот раз зеленщина сделала свое дело. Тылы наших армий были дезорганизованы, разрушены. Отступление скоро утратило свой планомерный характер и превратилось в сплошное, паническое бегство, во время которого быстро таяли остатки сколько-нибудь организованных и дисциплинированных частей. В то же время росла и ширилась зеленая волна.
В конце мая до Балашова стали доходить сведения о больших скоплениях вооруженных дезертиров в Грибановских лесах под Борисоглебском. Наконец, движение из Борисоглебского и Новохоперского уездов перекинулось и захлестнуло юг Балашовского уезда.

НАЧАЛО БОРЬБЫ.
6го июня около 3 часов дня меня встретил в председательском кабинете Уисполкома Маркитан(он же председатель уездного комитета партии). Внешне он был по обыкновению спокоен,но, как видно, скрывал свое волнение.
-Надо собрать и вооружить коммунистов и сочувствующих. Зеленые появились на линии Балашов-Поворино. Необходимо очистить и сохранить эту железнодорожную ветку. Других частей поблизости нет. Придется двинуть за Родничок коммунистический отряд.
Сбор прошел гладко и быстро. Состав нашей партийной организации был тогда гораздо пестрее и разнообразнее,чем теперь. Многие из тогдашних коммунистов впоследствии оказались элементами абсолютно чуждыми партии. Некоторые даже во время последующих событий улизнули под шумок к белым, как,например, Журавлев. Но на этот раз настроение было определенное. Ни уныния, ни паники,ни стремления(за малым исключением) увильнуть под каким-нибудь предлогом от отправки на фронт. Этот факт сам по себе говорит многое тем, кто старался потом облить грязью тогдашнюю парторганизацию, обвиняя ее в трусости, шкурничестве и прочее. Но об этом после.
В тот день выступление отряда не состоялось:откуда-то пришли успокоительные сведения.
Однако на другой день сбор пришлось повторить. Зеленщина была близким и грозным фактором. Опять получилась та же картина: всеобщее желание выступить. Даже трусоватый примазавшийся Курляндский, и тот не обнаружил признаков особого малодушия. Некоторых даже пришлось оставить на местах, напомнив им о партдисциплине. Не подействовало напоминание только на Георгия Малашина(тогда редактор Известий, ныне Борьба). Упрямый человек с колоссальным номером очков хотел,во что бы то ни стало стрелять и воевать. Маркитан уступил ему. И я в течении пяти минут обучал его обращению с винтовкой японского образца. Как видно, он не совсем усвоил урок. В первом же бою сделав выстрел, забыл выбросить пустую гильзу и заслать новый патрон в ствольную коробку и раз тридцать, с отчаянием,но безуспешно дернул спуск. Отстал от перебегающей цепи, и по этому поводу покойник Шатилов, командир  отряда, обложил его.
Вскоре вернувшись,он весьма живописно передавал нам этот случай. Мы хохотали. Очевидно, мы тогда и не подозревали размеры надвигающейся катастрофы.
Итак отряд выступил. Из 300 с лишним коммунистов и сочувствующих в городе остались Маркитан и я, как ведущий постоянную работу Укома член президиума, кажется, Шустов-увоенком, и еще 5-10 работников. Все остальные вечером 7го июня погрузились в вагоны и двинулись на ст.Родничок по направлению к Поворино. Половина из них плохо обращалась с оружием. Многие ни разу не стреляли из винтовки.Многим не суждено было вернуться. Но они отправились без тени сомнения и колебания,отправились в буквальном смысле в неизвестность.
На первых порах приходили утешительные сведения.
После короткого боя отряд почти без потерь рассеял небольшое скопище зеленых и занял деревню Третьяки. Настроение было превосходное. Возвращавшиеся с фронта изображали весь поход, как приятную военную прогулку.
Как сейчас помню оживленное лицо милой коммунистки Лары Гавриловой(умерла в феврале 1921). Она тоже была там, попадала в самые опасные места, под какой-то телегой пряталась от града пуль. Моя память сохранила рассказ о больном тогда Мише Горохове, с веселым видом подставляющим голову и грудь под горячее степное солнце.Рассказывали прямо-таки анекдотические вещи об отчаянной смелости командира отряда, покойного Алексея Шатилова. Удивлялись необыкновенной стойкости, выносливости и бодрости седовласого и слабого здоровьем Федора Михайловича Волкова(ныне заведующий УФО).
Положение нам тогда казалось очень легким, и мы рассчитывали в самый короткий срок разделаться со всеми затруднениями.

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ.
Но только начало показалось и оказалось очень легким. Уже через неделю для нас стало ясно, что о ликвидации зеленщины в два счета и мечтать не приходится. Зеленщина распространялась с огромной быстротой как зараза. Временно затушенный в одном пункте, зеленый пожар с удвоенной силой вспыхивал в ряде других пунктов. Наступательное движение нашего отряда приостановилось в первые же дни. Попытка взять Макашевку, штаб-квартиру зеленых в Балашовско-Поворинском районе, закончилась полной неудачей. Зеленая волна стала захлестывать и пункты уезда, расположенные в стороне от железнодорожной линии.
Между 10м и 15м июня пришли сведения о том, что в Расказани свергнут и разгромлен совет. Решили восстановить там порядок и послать туда Аркадия Степанова, который только что назначенный заведующим отделом государственного контроля находился в отпуске. Его вызвали вечером в Уисполком. В помощь ему дали отряд из 12-15 красноармейцев. В последний раз я видел его перед самым отъездом у подъезда Дома Коммунистов. На нем была обычная черная пара. Через руку был перекинут на всякий случай дождевик. Он имел вид человека, отправляющегося,самое большое , в продолжительную дальнюю прогулку, как потом выяснилось, он настолько был уверен в безопасном и мирном характере своего поручения, что оставил дома свой Кольт.
-очень,очень доволен,-сказал он со своим мягким,немного застенчивым выражением,-надоело торчать без дела в Балашове. Проветрюсь немного... Это были его доподлинные слова. Больше мы его не видели. По дороге из Данилкино в Рассказань(или наоборот) он был схвачен и расстрелян на берегу реки. Труп так и не был найден. Подробности его гибели мы узнали от красноармейца, каким то образом избежавшего рук зеленых.
Стало ухудшаться положение отряда, у которого не было достаточно сильной материальной базы. Ощущалась нехватка оружия и патронов. Зеленые,оправившись после первого разгрома,начали пакостить отряду мелкими нападениями. Реввоенсовет 9 армии,прослышав о событиях, командировал в Балашовско-Поворинский район какого-то военспеца(фамилии не помню) и с ним военкома Шелаева с чрезвычайными полномочиями и... без единого вооруженного солдата. Этот самоуверенный и как видно,весьма недалекий и поверхностный человек с места в карьер заявил что никакого зеленого мятежа на самом деле нет, что все это выдумка панических балашовских коммунистов, что дело нашего отряда-нести усиленную охрану железнодорожного пути, а не вести борьбу с воображаемой зеленщиной. Он настоял чтобы вооруженные силы отряда были распределены по отдельным станциям Балашово-Поворинской ветки. Небольшой,но все-таки кулак отряда был разжат. Отряд был распылен. Результаты не замедлили сказаться. Зеленые осмелели. Пошли нападения и уничтожения небольших(самое большое в 20-30 чел.) разрозненных кучек коммунистов. На станции Байчурово был захвачен преданный станционными служащими, молодой коммунист железнодорожник Муратов и расстрелян во ржи, недалеко от станции. И приближался день гибели Алексея Шатилова и его маленькой героической кучки. Еще раньше у нас созрел план подвезти к нашему отряду несколько орудий и с помощью артиллерии, во что бы то ни стало, уничтожить, сжечь, стереть с лица земли главный оплот зеленых в Балашовско-Поворинском районе-Макашевку. Фактически это было сделать легко. Артиллеристы у нас были.Тут же под рукой,в самом Балашове, находился базисный артиллерийский склад 9 армии. В складе в то время было до миллиона снарядов и, по сообщению заведующего партийным оружием Ишкина,правда,оказавшегося потом весьма подозрительным субъектом, 27 трехдюймовок в полной боевой готовности. По нашим расчетам для успешного разрешения боевой задачи нужно было 3-4 полевых орудия и около 1000 снарядов.
Но мы наткнулись на упорное сопротивление военкома склада Никитина. Он ссылался на десятки приказов и распоряжений реввоенсовета 9 армии и никак не соглашался с нашими доводами,несмотря даже на то, что мы брали всю ответственность на себя. Я сам читал телеграфные записки,подписанные членом реввоенсовета Ходоровским. Не давать ни одного орудия, ни одного снаряда. Все это нужно армии. Между тем, армия, истекая кровью,отступала.В тылу зеленщина,встречая лишь самое слабое сопротивление,готовилась воткнуть нож в спину отступающей армии. Я лично считаю что вся история с артскладом была громаднейшей ошибкой со стороны военного командования 9 армии. Уничтожение Макашевки,разгром военно-организационного центра зеленых, несомненно имел бы благотворные последствия в первую голову для 9 армии,которая получала бы так или иначе улучшенный тыл для отступления. Без артиллерии это было невозможно.
А усердный служака Никитин сообразив, что мы собираемся взять орудия и снаряды насильственным путем, выставил около склада усиленные караулы и даже расставил не крыше пулеметы.

БАЛАШОВ В ТЕ ДНИ.
Вековечная пыль крутилась столбом над огромной пустой базарной площадью. Одуревший от революции и зноя обыватель переползал с одной улицы на другую, сползал по лестницам в конторы и канцелярии, ползая там до 4х часов, уползал обратно в свою нору или в продовольственную лавку.
Город спал скверным тяжелым сном и в сонной одури бредил страшными кошмарами. Тихие ядовитые слухи плодились на каждом шагу. Притихшие надежды на близкий конец большевиков вновь зашевелились в иных сердцах. На иных задворках уже снимался верхний слой земли с зарытого добра. Блестящие новенькие наганы перекладывались в менее укромные места.
Часто,после тяжелого,нервного,суетливого дня мы возвращались домой,чтобы хоть немного вздремнуть до первой тревоги или до первого телефонного звонка. Из окон,из щелей,из подворотен на нас смотрели любопытные и смиренно-злорадные физиономии. Они ждали своего торжества. И дождались-но какого короткого и жалкого.

РАБОТА И ЛЮДИ.
На маленьких коммунистическо-советских островках, среди моря затаенной злобы или,в лучшем случае,обывательского безразличия-в комитете партии, в исполкоме,в военкомате кипела работа. В этой работе было немало сумбура. Информацией мы питались самой ненадежной, разноречивой и даже противоречивой. Настроение в это время ( в середине июня) уже описывало ломаную кривую то внезапно падало, то резкими толчками шло вверх. В конечном счете оно все же удерживалось на значительной высоте.
Из Саратова с губернского партсъезда вернулись Ткаченко и Тараканов. Напористый и стремительный Николай Ткаченко сразу развил колоссальную энергию. Под его председательством был сформирован первый штаб обороны. В несколько дней Ткаченко сколотил новый отряд из красноармейцев-китайцев, сидевших без дела в бараках. Хорошо вооружил его и, прихватив с собой в качестве командира отряда покойного Юхневича, отправился в район Свинухи, где зеленый пожар разгорелся уже вовсю. Вместе с ним в числе прочих коммунистов отправились,кажется,Горохов,Каряев и Щукин.
Тараканов о чем то напряженно думал. Черные глазищи поблескивали из-под нахлобученной кепки. Из вечно поднятого воротника неизменного черного бракового высовывалось давно небритое лицо. Он,видимо,был тогда и единственным среди нас,который,не теряя боевой активности,теоретически осмысливал события. Из одного кармана у него торчал огромный Кольт, из другого-какая-нибудь книга. И таким он был всю жизнь-идеальным коммунистом-большевиком,вооруженным Кольтом и книгой,одинаково хорошо знающим силу того и другого оружия.
Вскоре он отправился политкомом в какой-то отряд,действовавший в районе Самойловки.
Целая вереница новых людей прошла через Балашов. Плотный и бородатый Княгнитский, только что замещенный в должности командарма 9 армии,Всеволодовым (впоследствии предателем), рассказывал нам очень утешительные вещи о состоянии отступающей армии. Отсюда можно заключить, насколько слабо даже высшее командование 9 армии разбиралось в обстановке.
Вслед за Княгнитским в комитет партии явился человек с крепким,простым,скуластым и умным лицом и протянул мне бумажку с подписью: "за секретаря УК РКП. Новгородцева". Это был Белобородов, член УК партии и уполномоченный УК на Дону, тот самый, что в 1918 года летом, подписал смертный приговор Николаю Романову (ИМПЕРАТОРУ). Он едва не был захвачен в одной станице донскими повстанцами и с трудом спасся. Он был измучен и голоден. Окающим говором он попросил поесть. Я устроил ему царский пир-белый хлеб со свиным салом.
Вечером он произнес речь на митинге в железнодорожном парке. Из его речи многие из нас впервые смутно уловили социально-исторический смысл разыгрывающихся событий. Белобородов говорил о мелкобуржуазном окружении,в котором находились мы,балашовские коммунисты, о мелкобуржуазном влиянии, которое проникло даже в ряды рабочих масс города Балашова. Говорил он,основываясь на неоспоримых, твердо установленных фактах. Многие из нас,пережившие эти дни,вероятно до сих пор со стыдом и горечью вспоминают об этих фактах.

ПОЧТИ ПОЛНОЕ ОДИНОЧЕСТВО.
О тогдашнем настроении и отношении к нам крестьянства говорить много не приходится. Его можно было заранее предвидеть еще на майском съезде советов. "Беспартийные" организовали тогда сильную оппозицию нашей коммунистической фракции. Начиная с выборов президиума и кончая выборами Уисполкома,весь съезд проходил в атмосфере враждебности и озлобления.
Целый день шел спор с оппозицией из-за одного места в Уисполкоме. Мы давали 9 мест коммунистам и 6 беспартийным. Они требовали 8 и 7. В конце-концов мы одолели,оппозиция приняла наши условия,но настроение ее от этого не изменилось. Конечно,в оппозиции верховодили люди с определенными политическими физиономиями,но нельзя отрицать,что оппозиция в очень значительной мере отражала политическое настроение всей крестьянской массы уезда. С этой стороны для нас в последующих событиях не было ничего неожиданного.
Зато,тем сильнее и неожиданнее был удар,нанесенный нам на широкой рабочей конференции 17 июня. Теперь мы видим,что по существу-то ничего неожиданного в конференции не было. Все случившееся там было совершенно неизбежно. И это вполне понятно. Главным действующим лицом на широкой рабочей конференции 17 июня явился железнодорожник. Не тот железнодорожник,который во время первой революции,в 1905-1907 гг. проявил чудеса революционной отваги и стойкости,а железнодорожник новой формации после 1914 года и даже после 1917. Старого железнодорожника отчасти истребила война 1914-1918 гг., отчасти в поисках хлеба он рассосался в деревне,отчасти в лучшей своей революционной части он был поглощен Красной Армией. На смену ему пришел,главным образом из деревни,новый железнодорожник-всеми корнями своими сросшийся с деревней и живущий ее настроениями. Приблизительно то же самое можно сказать и об остальной рабочей массе Балашова.
Революция на первых порах оказалась вовсе не доброй,приносящей подарки волшебницей. Распад современных форм хозяйства совершался с огромной быстротой,и на их месте вырастало не только в деревне,но и в городе,полупервобытное натуральное хозяйство. Революция стремилась одним махом проскочить к коммунистическим формам хозяйства,натыкалась на стихийно растущую в городе массу крошечных собственников. По временам в своих неизбежных тогда крайностях она пребольно ударяла по этим крошечным собственникам. Мировоззрение балашовского железнодорожника и городского рабочего 1919 года целиком оказалось во власти этой мелкособственнической стихии. Когда в эту массу был брошен клич-революция в опасности!-она ответила на него враждебным равнодушием.
На конференции председательствовал Николай Пекин,человек,который никогда и никак не мог политически самоопределиться. Это сказывалось и на двусмысленной виляющей манере,с какой он вел заседание. В повестке стоял один вопрос "Текущий момент и организация в связи с ним вооруженных отрядов для борьбы с угрожающей Балашову зеленой опасностью".
Докладчиком был Малашин.Он превосходный оратор. Он всегда тщательно подбирает подход к аудитории. На этот раз такой ход не мог помочь. Железнодорожники встретили молчанием своего прежде популярного агитатора. Настроение конференции резко определилось и проявилось сейчас же после доклада. Словесные формулировки настроению давались совслужащими,тогда самым мещанским и гнусным союзом. Оттого у нас и получилось впечатление,что провал конференции было делом рук совслужащих. Они,конечно,сыграли свою скверную роль,но только опираясь на массу железнодорожников. Все дальнейшие наши усилия оказались тщетными.Была принята резолюция не поднимать оружия "против наших братьев крестьян" и выступить только в том случае,если враг будет стоять "у ворот города". Перед лицом грозящей революции опасности рабочая масса Балашова осталась,в лучшем случае,безразлично-равнодушной. Из-за внешности пролетария выглянуло крестьянское лицо.Мы пытались потом изменить результат конференции,созывали новую конференцию,вели предвыборную агитацию по союзам. Но напрасно.
С юга напирали белые армии.Кругом бушевало зеленое неистовство.9 армия отступала разбитая и истекающая кровью.В городе нас покинула рабочая масса. Мы остались в полном одиночестве.

АРМИЯ.
Мало-помалу Балашов переполнялся людьми и вещами.Армия отступала.В середине июня стали прибывать в город тыловые учреждения. Около 20-го появился политотдел 9 армии. Замелькали высокая нервная фигура нач.политотдела Дмитрия Полуяна и коротенькая приземистая фигура его помощника Друяна. Полуян был прекрасным оратором и любил устраивать митинги. Город оживился. В летнем саду в рабочем парке все время гремела музыка. Митинг шел за митингом. По улице проходили воинские части и обозы. Скверное чувство после конференции начало,как бы,сглаживаться среди всего этого оживления. Вскоре мы убедились,что присутствие политотдела не принесло нам большого облегчения. Ибо политотдел и политработники армии находились не в лучшем,чем мы,положении. Армия была разбита. Уцелевшие части не были гарантированы от проникновения зеленой заразы.
Уныние и усталость уже свили себе прочное гнездо в наиболее слабых звеньях нашей парторганизации. Прежнего подъема и оживления как не бывало. Многие вернулись с боевого участка раненые и больные,а некоторые ушли оттуда просто так:надоело вести походный образ жизни. Их можно было загнать обратно в отряд только с помощью самой палочной дисциплины. Маленький отрядик таял и слабел с каждым днем.

ШАТИЛОВ.
Не очень дисциплинированный, довольно сумбурный,мало развитый теоретически, Алексей Шатилов был, тем не менее,самоотверженным и преданным революции человеком. Его сильный,с небольшой хрипотцой голос очень хорошо произносил в самых опасных местах команды. Он отправился вместе с командой за Родничок 7 июня и оставался там до конца,т.е. до 24 июня. В течение трех недель,во главе отряда,уже распыленного и истощенного боями и потерями он защищал от зеленых и белых подступы к Балашову. О его смелости рассказывались чудеса. Он,например,под самым сильным обстрелом не имел привычки "кланяться пулям". Во время боя расхаживал по залегшей цепи . Иногда он даже пересаливал в своем удальстве,подвергая ненужному риску себя и отряд.
Наконец,вокруг него осталась кучка бойцов человек в 30 красноармейцев,которые заменили переброшенных в другие пункты коммунистов. 24 июня зеленые внезапно атаковали станцию Родничок. Отряд Шатилова сопротивлялся до последней возможности. Сам Шатилов был ранен в ногу и заполз в пустой товарный вагон,откуда продолжал отстреливаться. Там его зеленые и прикончили ударами вил. Вместе с Шатиловым погибли еще 23 или 24 красноармейца и коммунист Калашников. Мы узнали об этом вечером 24го. 25го трупы Шатилова и Калашникова были доставлены в Дом Коммунистов. Весь живот Шатилова представлял из себя огромную зияющую рану. Внутренности вывалились. Это была работа вил. Калашников был обезображен до неузнаваемости.
26го,после обеда мы хоронили Шатилова и его бойцов. По моему предложению,черные знамена отсутствовали,с рукавов были сняты траурные повязки,оркестры не исполняли похоронного марша. Гробы Шатилова и Калашникова были вынесены из Дома Коммунистов под звуки Интернационала и Марсельезы. Процессия двинулась по Московской улице, свернула на Рабочую(б. Дворянскую), оттуда на Троицкую к зданию б. духовного училища. Из ворот Красного Дома медленно выплыли еще 24 некрашенных гроба.
Всю ночь и весь день работали над братской могилой. Когда процессия приблизилась к могилам,лопаты выбросили на поверхность последние комья земли.
Солнце выкатилось из-за тучи и ярко осветило тысячную толпу,мертвецов,желтую глину могилы. Треск прощальных залпов смешался с Интернационалом. Похоронного марша не было слышно.
Революция истекала кровью,но не хотела сдаваться. И не сдалась...